Шел по Неглинной к Кузнецкому мосту. Мальчишки-газетчики кричали:

— Измена командующего Муравьева!

— Муравьев бежал из Казани в Симбирск!

— Ставрополь взят Красной Армией!

На углу Кузнецкого к Берзину подошел бородатый, тщедушного вида крестьянин. Сняв шапку, спросил:

— Скажи ты мне, мил человек, где бы Ленина найти?

— А зачем тебе товарищ Ленин? — отведя в сторону мужичка, спросил Эдуард Петрович.

— Да видишь — такое дело… Мужики наши послали поспрошать кое о чем, — крестьянин замялся. — В обчем, дело сурьезное.

Эдуард Петрович рассказал, как дойти до Кремля, посоветовал крестьянину обратиться к Малькову. Долго стоял, наблюдая, как сутулая спина крестьянина мелькала среди прохожих, и почему-то вспомнил монаха, который приходил к нему в Петрограде жаловаться на кровопийцу-купца. Пытался вспомнить имя монаха, но так и не вспомнил — уж очень оно мудреное было.

К великой правде пробудился народ! Сколько их — мужиков, рабочих — приходили в Советы, в Чека, в Кремль, к Ильичу, высказывая заветные думы, печали и радости. Сколько вражеских козней предотвратили эти никому неизвестные люди, имя которым — Народ! В сущности и он — Эдуард Берзин — был одним из таких Людей, пробужденных Революцией.

Он шел и шел по Неглинной, всем существом своим ощущая кипевшую вокруг жизнь, впитывая в себя ее детали: сутолоку тротуаров, цоканье копыт по мостовой, бездонную синеву неба, усталый шепот пропыленной листвы. Он подходил уже к Трубной площади, намереваясь свернуть к Страстному монастырю, чтобы по Тверской спуститься к Охотному ряду и через Красную площадь, мимо милого сердцу Василия Блаженного пройти в Замоскворечье…

Однако намерениям этим в тот день не суждено было осуществиться.

Каким-то подсознательным чувством Эдуард Петрович вдруг ощутил за спиной чей-то взгляд. Подумал было: «хвост», но внезапный, легкий, как будто случайный толчок в плечо заставил его быстро обернуться. Мимо, совсем близко, проходил человек в кожанке. Эдуард Петрович не успел разглядеть его лица, но явственно услышал негромкие слова:

— Идите за мной! Я — Константин!

Эдуард Петрович невольно замедлил шаг — настолько неожиданной была эта встреча. Но быстро взял себя в руки и перешел на другую сторону улицы за Константином. Заметив, что тот вошел в распахнутые настежь двери кафе «Трамбле», Эдуард Петрович последовал за ним.

Народу в кафе было немного, и Берзин сразу же увидел за одним из столиков Константина. Заметив Берзина, он встал и громко, на весь зал воскликнул:

— Боже мой! Кого я вижу! Эдуард Петрович! — он встал, сделал несколько шагов навстречу. — Сколько лет, сколько зим!

Словом, это была встреча старых, давно не видавшихся людей. Константин — Рейли разыграл ее мастерски. Эдуарду Петровичу ничего не оставалось, как подыгрывать. Потом они долго сидели, молча разглядывая друг друга, словно потрясенные этой нежданной встречей.

Эдуард Петрович ожидал увидеть человека сухого, подтянутого, до приторности вежливого, хитрого… А перед ним сидел веселый, разговорчивый, даже несколько грубоватый мужчина с помятой физиономией. Эдакий завсегдатай дешевых пивных и прокуренных бильярдных. «Маркер— не маркер, шулер — не шулер. Игрок!» — подумал Эдуард Петрович.

А Рейли, оглядев высокую складную фигуру Берзина, его сухое, усталое лицо, мгновенно определил: «Службист! Честен, простодушен». И еще подумал, что такой человек должен понравиться Локкарту…

Вначале разговор шел ни о чем: так беседуют малознакомые люди. Рейли задавал пустые, ничего не значащие вопросы, Берзин отвечал безразлично, выжидая, когда же собеседник кончит «пристрелку» и пустит в ход «главный калибр».

— Вы — художники — странный народ, — говорил Рейли. — Вы все время пытаетесь доказать толпе, что по духу, по мыслям стоите выше нее, и в то же время даете себя топтать испачканными в навозе сапогами. Что это? Христианское непротивление злу или приверженность к стадности?

— Все мы только люди, и ничто человеческое нам не чуждо.

— Я так и знал, что вы ответите этим афоризмом, — невесело усмехнулся Рейли. — Это афоризм слабых. А слабых бьют, Эдуард Петрович.

— Или топчут сапогами?

— Это одно и то же… И что же, вы и после войны будете продолжать заниматься живописью?

— Так далеко я не заглядываю.

— И правильно делаете! — Рейли искоса взглянул на Берзина, подумал: «Почва подготовлена, надо сеять». — Лично я предпочитаю жить сегодняшним днем. Но, сознаюсь, иногда в мою голову забредают и мысли о будущем. Ведь каждый завтрашний день начинается уже сегодня, не правда ли?

— К сожалению, это так.

— Да, да! К сожалению! Увы! — Рейли вздохнул и словно бы нехотя продолжал. — Мне передавали, что вы рветесь на фронт. Это верно.

— Да.

— А если бы вам предложили воевать на другом фронте— без окопов, землянок, грохота орудий…

— Мне было сделано такое предложение, — Берзин почувствовал, как у него внезапно пересохло в горле, и, чтобы выиграть время, медленно отпил глоток вина, горького, вязкого. — Я ответил, что…

— Что подумаете. Ну и как, надумали?

— Да! Но я должен знать…

— Круг своих обязанностей?! О! Он не будет слишком обширным. — Рейли придвинулся вплотную к собеседнику. — Во-первых, перетянуть на свою сторону возможно большее число латышских стрелков. Для этого вам придется не только говорить со своими солдатушками, но и принимать более энергичные меры.

— Например…

— Ну, например, добиться, чтобы им сократили довольствие— хлеб, крупу, табак и все прочее.

— Но стрелки и без того питаются очень худо.

— А будут еще хуже! — жестко сказал Рейли. — Это прочистит им мозги. Ведь путь к сердцу солдата лежит через желудок! Голодные стрелки лютой ненавистью возненавидят господ большевиков. Не так ли?

— Допустим.

— Во-вторых, — Рейли сделал паузу, прикидывая в уме, как сформулировать второе задание, которому он придавал очень, очень большое значение. — Вам придется подумать над тем, как заставить командование дивизии перебросить два латышских полка в Вологду… Само собой разумеется, эти полки должны быть верны нам. Нам! Понимаете? В Вологде они объявят о своей солидарности с союзниками по Антанте.

Готовясь к встрече с Берзиным, Рейли хорошо продумал план разговора. Он хотел прощупать собеседника со всех сторон: ведь Тилтинь мог и ошибиться в этом человеке, а это было бы равносильно катастрофе. Второе «задание» предназначалось для того, чтобы определить, всерьез ли думает латышский командир связать свою судьбу, судьбу своих товарищей по оружию с союзниками. Конечно же, Рейли прекрасно знал, что не во власти Берзина помочь переводу крупного воинского подразделения из одного города в другой. И если, думал Рейли, вдруг окажется, что Берзин согласится выполнить это «задание», то значит бородатый латыш или пустобрех, или подослан чекистами.

В свою очередь и Эдуард Петрович не мог не понять, что это задание дается неспроста. В первое мгновение