Женщины начали улыбаться. Только Мильви не поняла шутку.

– В таком случае не обязательно было играть с нами в этотпокер. Вы могли уйти до того, как мы начали свою игру.

– Ты не права, – возразила Стефания, – без мистера экспертаигра потеряла бы свою прелесть и остроту. Тогда получалось, что мы раздеваемсядруг для друга. Конечно, в этом случае госпожа Лахбаби осталась бы с нами, ноэто была бы совсем другая игра, лишенная всякого интереса.

– Вы понимаете, что именно вы говорите? – возмутиласьМильви. – Вы хотите сказать, что вам было интересно играть именно потому, чтосреди нас был мужчина?

– Двое мужчин, – напомнил обиженный Вацлав.

– Конечно, двое, – коснулась его плеча Стефания, – необижайтесь, Вацлав, я ведь не имела в виду ничего обидного. Просто раздеватьсяв вашем присутствии это все равно, что раздеваться при близком родственнике. Вынам как брат, с которым мы вместе выросли. А господин Дронго – чужой мужчина.

– Удивляюсь, как с такими взглядами ты все еще являешьсячленом нашей женской правозащитной организации, – язвительно сказала Мильви.

– Именно поэтому и являюсь, – спокойно ответила Стефания, –я по-прежнему считаю, что мы абсолютно равны и именно поэтому не испытываю вотличие от вас, госпожа Пухвель, никаких комплексов. Более того, я считалаправильным, чтобы в нашей игре принимал участие и господин эксперт.Демонстрация равенства не на словах, а на деле. Хотя не скрою, мне нравилосьраздеваться в его присутствии, как нравится это делать на наших пляжах. Нотебе, Мильви, кажется, было неприятно даже смотреть в его сторону.

– Что ты хочешь сказать? – покраснела миссис Пухвель.

– Хватит притворяться. Мы уже давно знакомы. И хотя иногдапереходим на «вы», но у нас нет секретов друг от друга. И тебе прекрасноизвестно, что я знаю, как ты в прошлом году летала в Сан-Франциско, чтобызарегистрировать свой брак.

Наступило молчание.

– Это мое личное дело, – сказала немного дрожащим голосомМильви, – никто не имеет права меня осуждать.

– Никто и не осуждает, – ответила Стефания, – но тогда итебе не нужно вечно выступать в роли этакого своеобразного цербера нравов. Этотвое личное дело, с кем и когда жить. А мое личное право – играть в любую игру,которая мне нравится, и с любыми мужчинами, с которыми я хочу играть.

– Что вы все время говорите намеками, – встрепенулся Энтони,на которого кофе подействовал отрезвляюще, – при чем тут брак госпожи Пухвель?

– Ей было неприятно присутствие за столом господинаэксперта, – пояснила Стефания, хищно улыбнувшись.

– Она стеснялась, – Вацлав все еще пытался защитить Мильви.

– Нет. Она просто не любит мужчин, – безжалостно парировалаСтефания, – ей больше нравятся женщины. Ведь она зарегистрировала свой брак сосвоей подругой.

Все посмотрели на Мильви Пухвель.

– Это мое личное дело, – снова повторила уже окончательноразозлившаяся Мильви, – достаточно и того, что я приняла участие в вашейидиотской игре. А вы так охотно раздевались перед этим мужчиной! Мне с самогоначала было неприятно оставаться в зале казино, но я принципиально осталась,чтобы не давать повода для лишних разговоров.

«Вот тебе и целлюлит, – вспомнил Дронго, посмотрев наВацлава, – все правильно. Они и должны поддерживать друг друга. Вацлав Сольнаржлюбит только мужчин и поэтому понимает Мильви Пухвель, которая такжепредпочитает однополую любовь и даже вышла замуж за женщину. Или сама жениласьна ней. Не знаешь даже, как произнести эти слова. Правильнее сказать,зарегистрировала свой брак с подругой. Конечно, это ее личное дело». Дронго былабсолютно убежден, что обвинять людей в пристрастии к однополой любви не толькоаморально, но и противоправно. Каждый человек имеет право на свою любовь и насвои отношения. Это личное дело любого индивидуума, и никто не имеет прававмешиваться в подобные отношения или осуждать их.

– Миссис Пухвель, – примиряюще сказал Дронго, – я хочу васзаверить, что никого из присутствующих не интересует ваша сексуальная жизнь.Это ваше личное дело. Только не нужно в таком случае осуждать других. Выпроявили силу характера, решив остаться и сыграть с нами в этот покер. Нодавайте не будем осуждать друг друга.

– Теперь понятно, почему вы так активно выступали против, –улыбнулась Каролина, – но вы вели себя слишком неадекватно и этим вызвали нашиподозрения.

Динара изумленно смотрела на госпожу Пухвель. Она даже неподозревала, что ее соседка сторонница однополой любви.

– Сколько у нас скрытых тайн, – усмехнулся Дикинсон, – одналюбит женщин, другой любит мужчин, одна правозащитница раньше работала в службебезопасности, другая разоряла своих мужчин, третья разоряла своих клиентов. Икто-то украл куклу у мертвой баронессы. Браво, вы все молодцы, – он попыталсязахлопать в ладоши, но не сумел попасть ими друг об друга. Вместо этого онопустил голову на стол и заснул.

– Ему нужно в кровать. Он все еще не пришел в себя, –брезгливо заявила Мильви.

– Подождите, – прервала ее Стефания, – насчет тебя и Вацлавамы все поняли. Насчет разоренных мужей – это, очевидно, камень в Каролину, анасчет разоренных клиентов упрек был адресован мне. Но кто из наших дам работалв службе безопасности? Я такой не знаю.

– Он помогал нам в штабе и изучил все наши биографии, –напомнила Мильви, – нужно отправить его в кровать.

– Про кого он сказал? – упрямо спросила Стефания. – Неужелипро вас, Динара?

– Нет, – испугалась молодая женщина, – это не про меня.

– Это я работала в службе безопасности, – сообщила Катиба, –и никогда этого не скрывала. Я занималась этой работой в наших зарубежныхпредставительствах.

Все ошеломленно замолчали. Стефания даже открыла рот, чтобыпрокомментировать это признание, но все же решила промолчать. Каролинаусмехнулась. Мильви изумленно смотрела на Катибу.

– Что вас так удивило? – подняла брови Катиба. – Я неработала осведомителем или агентом спецслужб. Я была офицером службыбезопасности за рубежом, работая в наших посольствах. Ничего особенного в этомнет. Одиннадцать лет назад я ушла оттуда. Вот и все. В моей биографии об этомнаписано. Работала в зарубежных посольствах и представительствах.

– Вы офицер спецслужбы? – уточнила Мильви.

– Бывший офицер, – ответила Катиба.

– А нам вы казались такой скромной женщиной, – издевательскиусмехнулась Стефания, – просто идеалом мусульманской женщины и борцом за ихправа. Насчет вас я была не права. У вас опыта гораздо больше, чем даже у нашейуважаемой миссис Лидхольм.