Ощущение громогласного набата пришло к Замятину, когда, вернувшись домой после рабочего дня, он полез в Интернет, чтобы внимательно изучить текст. Не успел он ввести в поисковике запрос «группы смерти», как в глаза бросились заголовки в топе новостей: «Убийства подростков и таинственные группы смерти»; «130 суицидов подростков за полгода»; «Интернет-террор. Кто и зачем истребляет наших детей?» и так далее. Казалось, тему подхватили все без исключения СМИ, независимо от формата и статуса. Будто история подросткового суицида и загадочных групп в социальных сетях, затягивающих неокрепшие души в черный омут, была сахарной косточкой, на которую все кучно набросились, сорвавшись с цепей. Одни педалировали тему, нагнетая ажиотаж, другие демонстрировали скептический настрой к сенсации, которую удалось раздобыть коллегам.

У Замятина от обилия ссылок по теме голова пошла кругом. Он открыл веб-страницу оригинальной статьи, положившей начало обсуждению. Рядом с текстом неприметным серым значком располагался рисунок глаза, возле него цифры – статистика посещения. А статейка-то меньше чем за сутки набрала около миллиона просмотров – неплохо для издания, которое редко бывает на слуху. Глядя на феноменальный рейтинг материала, майор ощутил, что былой скепсис в нем возрождается – а не спекуляция ли эта статья? Все-таки любят у нас страшные истории, приправленные мистикой, а в этой новости все ингредиенты сенсации правильно дозированы и подобраны один к одному, будто по проверенному рецепту. Это с одной стороны. А с другой – ведь есть и факты, о которых он сам знает: есть Тихий дом, будь он неладен; есть эти мутные группы, в которых не пойми что накалякано – без пол-литра не разберешься; есть символ ОНО, очень похожий на сатанинский знак; есть, в конце концов, самоубийство Лизы Лаптевой, самое настоящее, никем не придуманное. С журналистом не мешало бы встретиться, уточнить источники данных, как и с какой подачи, он все это раскопал. «Откуда у него данные о количестве пострадавших? – Задавался вопросом Замятин, по новой просматривая цифры из статьи. – У меня, майора с Петровки, таких данных нет, а у него есть. Откуда?»

Среди бардака своей холостяцкой берлоги Иван Андреевич не без труда отыскал пульт от телевизора, смотреть который ему доводилось редко из-за ненормированного рабочего графика. Пульт нашелся под подушкой, то есть там, где его присутствие логично, с учетом особенностей замятинского быта, а другой стороны – сразу не догадаешься. «Надо бы созвониться по скайпу с Лис, как она там, ничего ли нового не надумала,..» – промелькнуло в его голове.

Запылившийся экран телевизора моргнул будто спросонья и выдал картинку: бессменная ведущая новостей на главном канале страны рапортовала о том, что Роскомнадзор и уполномоченный по правам ребенка требуют срочно провести проверку фактов, изложенных в статье о группах смерти.

«Вот тебе, бабушка, и Юрьев день… – подумал Замятин, оценив наконец масштаб резонанса. – Вот тебе, Ванечка, и Тихий дом! Вся страна на уши встала, а ты все мнешься… Все-таки правда ли? Для утки уж слишком смело…» Так или иначе, смерть Лизы в отзвуках этой тревожной сирены, завывшей на всю страну, уже не казалась майору обычным самоубийством без подоплеки. Тем более он сам убедился: девочка состояла в одной из таких групп, осталось только вытащить на свет ее переписку с администраторами. Все в истории Лизы было созвучно журналистскому расследованию, которое производило впечатление весьма тщательного, однако даже предположительно не отвечало на вопрос: кому и зачем понадобилась вся эта мистификация и детские жизни?

Все же медлить было нельзя. Наконец-то в эфемерном деле о гибели Лизы, которым Замятин обременил себя сам, тяготился ношей, но и сбросить ее не мог, появились реальные, не мифические зацепки. И майору не терпелось испытать привычное чувство взятого следа, выбраться из эзотерического болота на привычную для себя твердую колею.

Встречаться с «кашником» нужно чем скорей, тем лучше. Уж они-то там, в своем высокотехнологичном управлении должны хоть что-то знать об этом беспределе, если он действительно происходит. Тем более если масштабы его так велики, что привели к смерти более чем сотни подростков.

Он покопался в телефонной книге, не сразу припомнив имя и фамилию, все же нашел Степана Школина. Знакомство их было не тесным, до дружбы дело не дошло. Лет пять назад Школин пришел в МВД стажером из юридической академии и попал в угро. Непосредственное шефство над ним взял на себя Замятин. В целом, как потенциальный сотрудник отдела, он был неплох. Умен, а значит, и опыт наработал бы быстро; инициативен, в чем явственно угадывалась амбициозность; смекалист и исполнителен; от грязной работы не шарахался. Замятин склонялся к тому, чтобы оставить его в отделе.

Однако, несмотря на искреннюю благосклонность к стажеру и совокупность его очевидных плюсов, что-то мешало майору сойтись с ним на короткой ноге. Это было то чувство, когда и видом, и поступками выражаешь свою доброжелательность и ровно то же получаешь в ответ, но все равно по мере общения дистанция между двумя людьми не сокращается до дружеской. Будто существовала между ними разделительная преграда, которую оба чувствовали, но старались не подавать вида. Благожелательность была, а душевности нет. Замятинская чуйка подзуживала, что парень себе на уме. Но для него это вовсе не являлось поводом отказать стажеру в месте.

Однако судьба распорядилась так, что в отделе Школин надолго не задержался. В процессе стажировки выявился еще один его плюс – навыки владения компьютером на уровне хорошего хакера. В одном из расследований Школин эти свои способности проявил. То давнее дело было открыто по факту вполне заурядного на первый взгляд убийства, но в ходе следствия выяснилось, что убитый был причастен к распространению в Интернете детской порнографии. Тогда к делу подключилось управление К. Присмотревшись к Школину, они предложили ему место у себя, и тот с энтузиазмом согласился. Замятин хоть и был уязвлен, но расстраивался недолго. Он вдруг осознал, что испытывает некоторое облегчение, прощаясь со стажером. Все-таки работать комфортней с теми, кто сделан из того же теста.

Сейчас майору сложно было прикинуть, на какую степень откровенности он может рассчитывать, обращаясь к Школину. С тех самых пор они не общались, лишь здоровались при редких встречах. Но попытка – не пытка. Выбора все равно не было. Расследованием смерти Лизы он занимается неофициально, значит, запрашивать информацию по служебным каналам не может. Проверять факты по журналистскому расследованию тоже поручат «кашникам», угро доступа к материалам не получит. Поэтому придется выуживать информацию «по дружбе».

К радости Замятина, на контакт Школин пошел легко, так, будто светлый образ Ивана Андреевича все эти годы жил в его памяти негасимым маяком. На звонок он ответил сразу, на встречу согласился быстро, на нехватку времени не сетовал. Повидаться решили уже на следующий день. Замятин предложил пересечься в «Гоголе» – от Петровки недалеко и обстановка неформальная, располагающая к откровениям.

Поджидая Школина за барной стойкой, Замятин сразу разглядел его на входе, несмотря на то, что у двери было многолюдно – компания студентов задорно рубилась в настольный футбол. Высокий, худощавый, он почти не изменился со стажерских времен, лишь нагулял лоска. В строгом черном костюме и классическом шерстяном пальто цвета охры, он был вылитый «кашник» – белая кость. Не то что майор угро: с виду шпана шпаной, в джинсах и кожаной куртке. Однако серьезность, проступившая на лице Школина за годы службы в элитном подразделении, не добавляла ему лишних лет, наоборот, она казалась напускной, вычурной, отчего Степан выглядел даже моложе, чем был на самом деле. Так слишком серьезный школьник комично выделяется на фоне веселых сверстников, несоответствием заостряя внимание на возрасте.