никто и не думал мыться. Местные считали использование воды для мытья расточительством, даже перед намазом они использовали сухой песок, что шариатом не возбранялось.

***

Не спалось…

Я сидел один, в гостевой палатке и смотрел на узор местной вышивки – им завешивались стены изнутри. Я испытывал смешанные чувства… я все-таки долго жил на Востоке и научился не бояться арабов и понимать их. Это был народ, во многом единый народ с тяжелой судьбой, не сумевший создать единое и сильное государство и избежать колониальной эксплуатации. Крушение колониализма создало пустоту, в которую хлынули подонки всех мастей – но лучше так и не стало. И реакции арабов, внешне дикие и жестокие – более похожи на реакции отчаявшегося и изверившегося человека, который бросается с топором на стены в тщетной попытке прорубиться к свету. Они были жестоки – но в то же время наивны как дети. Их преступление состояло в том, что они посмели в очередной раз ПОВЕРИТЬ – и время жестоко наказало их. В очередной раз.

В этой проклятой жизни все узнаешь. Кажется, я уже начинаю узнавать. Просто внутри все умирает, и тогда все очень легко. Живешь, не живя, как многие люди живут всю жизнь. Наверное, так оно и бывает. Наверное, так оно и должно быть.

Нельзя в наше время мечтать.

А шейх согласится. Я уже это понял. Он взял паузу только для того, чтобы сохранить лицо…

Будет новый день. Новые деньги и новая пища. Да… ничего не изменяется под этим беспощадно яркой звездой. Звездой по имени Солнце…

***

Но на следующий день – шейх ничего не сказал. Охотники вернулись в племенную столицу, город, который занимало племя – и я был вынужден вернуться вместе с ними. Несмотря на то, что было ранее утро – люди высыпали на улицы, приветствуя охотников криками и автоматной стрельбой.

Дом шейха – располагался в группе строений, с единым забором, простирающимся вдоль улицы метров на пятьдесят. Строения были достаточно примитивные, одноэтажные, из бетона – толстый бетон дает прохладу днем и спасает от холода ночью – а ночи тут бывают очень холодными. Строения были старыми, построенными еще, наверное, в девяностые, когда Муаммар почти закончил со строительством в городах и начал обустраивать жизнь бедуинов. А вот забор – был новый. Построенный недавно. И крыша была новой – она перекрывала пространство между домами, делая невозможным наблюдение.

– В горах есть чужие люди – сказал шейх, поймав мой взгляд – и мало кто из тех, кто их видел, остался в живых, чтобы рассказать об этом.

Понятное дело. Либо спецназ США, либо Иностранный легион, либо итальянские стрелки – колонизаторы хреновы.

– Сейчас соберут на стол – сказал Шейх – раздели с нами трапезу, а потом я скажу тебе свое решение.

***

На столе – было снова мясо. Мясо убитых вчера газелей, приготовленное на огне с большим количеством приправ и типично африканская просяная каша. Мне не приходилось бывать в каддафистской Ливии, но я слышал, что раньше тут питались не как в остальной Африке, тут даже молока было вдоволь.

Обедали, как обычно сидя кругом у стола, только мужчины. Еду брали руками. Шейх был какое-то время с нами, потом, извинившись, вышел. Я переглянулся с Мустафой, тот подал условный знак – все нормально.

После трапезы – мужчины, воздавая под нос хвалу Аллаху, один за другим покидали трапезную шейха. В конечном итоге мы остались вдвоем – я и шейх. Хассан в качестве переводчика не был нужен – я разговаривал по-арабски. Правда, классический арабский и бедуинский диалект – это разные вещи, но мы могли понять друг друга.

– Уважаемый шейх – сказал я опять на классическом арабском – благодарю за стол и за ваше гостеприимство. Вы принимаете гостей так, как это принято в пустыне, как это делали ваши отцы и деды, и пусть вам воздастся благом за него, пусть Аллах зачтет вам ваши добрые дела и намерения.

Шейх кивнул

– Приятно слышать такие слова. Особенно на нашем языке

Теперь – кивнул уже я

– Однако ноша, которую я взвалил на себя, не дает мне покоя, и это ноша слов, которые я дал, и обязательств, которые я на себя взял. Я говорю о Кормане.

Шейх понимающе покивал.

– Он и вам остался должен?

Надо сказать, что разговор следовало вести очень осторожно. Корман здесь – и возможно, шейх не хочет, чтобы об этом кто-то знал. Возможно, шейх хочет, чтобы об этом никто не знал, и я в таком случае – покойник. Если правильно не построю разговор. Призывать шейха к здравому рассудку или совести, а так же пугать законом – смысла не было. В арабском мире, среди бедуинов – взятие заложников и похищение людей считалось нормой.

Надо было играть на других струнах.

– Люди, для которых этот человек одной с ними крови – прислали меня, чтобы поговорить о его судьбе.

– Почему же они прислали именно тебя? Ты иностранец.

– Аллах над всякой вещью мощен.

– Аллаху Акбар. В конце концов, это их дело.

– У этого человека есть родственники. Они готовы будут вести переговоры о выкупе

– За кровь? – презрительно усмехнулся шейх – золотом за кровь берут слабаки

– На его руках нет крови.

– Крови на его руках более чем достаточно.

– Разве он не обокрал вас?

Шейх отрицательно покачал головой

– Вижу, вы не знаете всего. Один из моих людей исчез. Скорее всего, они уже убили его, убили, чтобы ограбить. Счета были на нем. Теперь я понял, почему они послали вас. Другой бы не пошел. Только потому, что ты мой гость и знаешь наш язык – я отпускаю тебя с миром. Но не приходи больше.

Черт. Шайтан. Счета были на нем. Тогда его действительно могли заставить перевести деньги, а потом и убить. Вопрос – а как тогда попался Корман? Он что, проявил неосторожность? Или кто-то другой сработал, подставив и его тоже?

– По крайней мере, со всем уважением, шейх. Раз уж я проделал столь долгий путь, разреши мне повидаться с Корманом. Те люди, что послали меня – беспокоятся о его здоровье.

Шейх замялся… но он был в своем городе, в своем племени и в своем праве. А я был на чужой земле, и я был иностранец. А шейху тут еще было жить, и его племени тоже и он понимал, что тот же маршал Хафтар, который из России получает деньги, оружие и советников – может вполне направить пару боевых вертолетов