В легенде говорилось, что рано или поздно найдется человек,который не только постигнет тайну карт и фигурок, но и подойдет вплотную кразгадке высшего смысла, заключенного в фигуре неподвижного Шута. Если,конечно, отблеск могущества не вскружит ему голову…

Однако недаром над всеми мистериями древности словно реялатемная длань Судьбы. Ее след явственно читается в священной истории Осириса,хранимой Египтом; в ритуалах иудаизма он заметен в плотном покрове молчания,облекающем грозный Тетраграмматон; не кто иной, как злой рок нанес рануХранителю в Замке Грааля; тот же рок водил рукой слепого Хеда, поразившей Бальдра,самого доброго и прекрасного из всех богов Севера. Злая Судьба не спускает глазс великого скрытого знания, она не устает наносить удары, разделять, ранить,крушить и уничтожать, и дело здесь не только и не столько в грехах людей, ведьв мифе о богах и восставших ангелах люди не упоминаются вовсе. Значит, причиныэтого нескончаемого преследования более глубоки. Человек всегда чувствовал, чтообъяснение великого смысла бытия лежит где-то совсем рядом, и все же никак немог овладеть им. Здесь кроется противоречие, но нет другого способа дать понятьсмертной мысли истинную сущность вселенной.

Тот же злой рок едва ли не с самого начала сопровождал иколоду Таро. Некоторые винили в этом сына их создателя, презревшего отцовскуюмудрость; другие называли имена людей, живших, как правило, незадолго доочередного обвинителя. Но сто или тысячу лет назад — все изменилось в ту ночь,когда был открыт серебряный ларец, запечатанный знаками зодиака, и тот, ктоосмелился на это, забрал полупрозрачные раскрашенные листы. Он рассчитывалнаучиться с их помощью предсказывать людские судьбы и стать богатым. Фигурок онкоснуться не посмел, не тронул и золотое основание. Совершив святотатство, онбежал и умер несчастным, как гласит предание. Как оно было на самом деле — неизвестно,просто грешнику полагается умирать в мучениях.

Так разошлись пути золотых фигурок и карт. Как Израиль ждетпришествия Мессии, как Хранитель Грааля ждет явления Светлого Рыцаря, какубитый Осирис — победы Гора над его врагами, а Бальдр в царстве теней —наступления Рогнарека, означающего конец всего, а весь род человеческий —великого преображения и возвращения утраченного единства, так сведущие в тайномзнании ждали продолжения судьбы Таро.

Колода в конце концов нашлась. Увы, ее снова попытались использоватьради собственных интересов, а значит, ответных действий рока не придется долгождать. Этот очевидный вывод, однако, ускользнул от внимания Аарона, мысленноперебравшего все предание. Во времена его отца несколькими скитальцами былорешено, что фигурки не следует больше возить по свету, поскольку с каждым годомвсе труднее становилось избегать любопытства властей. Тогда с немногих богатыхи множества бедных была собрана внушительная сумма, куплен уединенный дом, исокровище поручили заботам старшего из рода Ли. Подготовили комнату, перенеслив нее ларец и предоставили танцорам самим отыскивать свои младшие аналоги —карты Таро. После смерти отца груз ответственности приняли Аарон и Джоанна, иоба снова неверно поняли обязанности посвященных. Джоанна погрузилась в жаркиемечты о ребенке, Аарон — в холодное изучение нескончаемой путаницы сведений.Безумие Джоанны носило ее повсюду, глупость Аарона удерживала его на месте; акогда она однажды пришла к брату просить помощи, он не позволил ей даже взглянутьна священную вещь. Долгие годы между ними росла вражда, они старательноизбегали друг друга, и вот теперь Джоанна спала в доме Аарона.

Он ненавидел и боялся ее, хотя и сам не вполне понимал, чегоименно боится и за что ненавидит. Он не верил, что она посмеет коснутьсяфигурок, да ей просто не удалось бы найти их без помощи его самого или Генри влабиринте комнат и внешних пристроек. Впервые за последние годы Аарон задумалсянад формой помешательства сестры. Сила ли ее страсти, энергия ли ее безумия требовалипризывать давно забытых богов Древнего Египта? Себя она упорно считалаБожественной Матерью, Искательницей. Это было странно и нелепо, но вместе с тем— жутковато, она настолько вошла в роль, что временами образ Джоанны словноскрывали нильские туманы, и Аарон готов был поверить, что перед ним самавеликая Исида, разыскивающая расчлененное тело мужа. И вот теперь она здесь, ис этим ничего не поделаешь. Генри рассказывал, как легко мисс Кенинсбисправилась с Джоанной по дороге сюда. Возможно, она и дальше сможет усмирятьприпадки сумасшедшей?

Сибил, никогда не страдавшая отсутствием аппетита, по мересил поддерживала разговор за столом. Она похвалила ужин, поговорила об урагане,который и не думал идти на убыль, отметила надежность и удобство дома и гостеприимствохозяев. Ей нравился даже ураган. На фоне разбушевавшейся стихии отчетливеестановились видны и уют старого дома, и своеобразие его обитателей. Для Сибилвсе это были милые люди, каждый из которых обладал своими неоспоримымидостоинствами, каждый на свой лад утверждал торжество всеобщего спасения.

Вот ее брат, он хотел только покоя и поэтому обрел покой;вот Генри и Нэнси… Генри просто слегка заблуждался, если думал, что насилиеприведет его в Царство Любви; скорее уж дорога туда лежит через недеяние,внимание, дисциплину. Но Сибил надеялась, что и Генри вместе с Нэнси в концеконцов тоже придут к миру и покою. Вот Ральф, исполненный юной свежести иневинности; Аарон, погруженный в ученые изыскания и учтивый — даже если за этойучтивостью скрывались другие намерения, как полагала Нэнси и, скорее всего,была права, — но учтивость сама по себе достаточно хороша, чтобырадоваться ей. Стоит ли пренебрегать хорошим свойством только из-за того, чтопричины, обусловившие его, не так хороши? Мотивы поведения самой Сибил тоже невсегда блещут безукоризненностью; есть же разница между умением радоваться дажеглупости рода человеческого и стремлением эту глупость вызывать, чтобы потомпорадоваться ей. Она с беспокойством подумала, что иногда в Лондоне сама провоцировалатщеславие брата только потому, что подобная черта казалась ей удивительно милойи забавной. «Моя вина», вздохнула она про себя и еще раз предложила себя каксредство, через которое Любовь получила бы возможность проявиться настолькополно, чтобы можно было любить, например, палача.

Конечно, нельзя сказать, что до сих пор Любовь проявляласьнедостаточно полно, но, возможно, при посредстве Сибил… впрочем, подобныетонкости лучше оставить теологам. Во всяком случае, с таким грехом на душе неей судить Аарона или Нэнси. Перед совершенной Любовью между ними нет особойразницы. Нисколько не извиняя себя, она все же считала, что каждый сам способенпоследить за собой, если не хочет, чтобы его увлекали куда-либо, даже такнезаметно, как умела делать это Сибил. Между прочим, ей самой тоже не мешало быпоследить, чтобы очарование учтивости Аарона больше не вовлекало ее брата влишние волнения Учтивость — это одно; цель, которую она преследует — совсемдругое, и смешивать их совершенно незачем. Она улыбнулась Аарону.

— А где мой котенок?

— Он сейчас в комнате сестры, — ответилАарон. — Но если он вам нужен…