Сибил отрицательно покачала головой.

— Да что вы, нет, конечно. Я рассказывала вам, какнашла его в снегу? Я тогда подумала, что он — из вашего дома.

Аарон нахмурился.

— Нет, это не наш. Мы никогда не держали в домеживотных, тем более котов.

— Почему? — удивилась Сибил. — Вы их нелюбите, мистер Ли? Или для них здесь атмосфера неподходящая? Или кошки теперьуже не хотят жить за городом и норовят перебраться в Лондон, поближе к театрами метро?

Аарон вежливо улыбнулся.

— Вряд ли тут дело в социальных изменениях. Все коты,которые время от времени оказывались в нашем доме, не отходили от двери вкомнату с фигурками. Они почему-то очень хотели туда попасть.

Ральф с недоумением поглядел на него, он впервые услышал осуществовании какой-то особой комнаты.

— С собаками то же самое, — продолжалАарон. — По правде сказать, одно время мы изрядно помучились, выдворяя ихза дверь. Они отчаянно рычали, кусались, чуть с ума не сходили, прежде чемудавалось отправить их в конуру. У Генри в детстве был попугай, подарок моегокузена, важная такая птица. Так вот, однажды вечером Генри забыл закрытьклетку, а наутро мы нашли попугая мертвым — он всю ночь бился в дверь комнаты сфигурками.

С минуту все молчали, потом Ральф осторожно сказал:

— Попугаи вообще — штука полезная. Был у меня одинприятель — он служил в Скотланд-Ярде — и к нему без конца ходили люди, которыедумали, что кто-то им угрожает или замышляет против них что-то. Конечно, унекоторых были на то основания, но большинству просто делать было нечего.Приятеля моего они до того одолели, что он завел себе попугая, поселил его уокна напротив стола, то есть за спиной у своих посетителей, и научил понезаметному сигналу говорить одну фразу: «А что вы делали в четверг на прошлойнеделе?». Попугай произносил это с такой зловещей хрипотцой, знаете, и приятельклялся, что половина ходатаев мгновенно менялась в лице и вспоминала онеотложных делах. Однажды, правда, случилась накладка: ему попался человек,который в прошлый четверг как раз продул крупную сумму. Когда ему так грубо обэтом напомнили, он сначала подскочил, потом разозлился и минут двадцать крылвсех подряд на чем свет стоит, а потом еще долго не мог вспомнить, зачем пришелв полицию.

— Это была замечательная идея, — убежденно сказалаСибил. — Просто, безвредно и эффективно. А что стало с попугаем, Ральф?

— В конце концов он совершенно отбился от рук.Вообразил себя инспектором и допрашивал всех подряд о прошлом четверге.Пришлось от него избавиться. Но мой приятель до сих пор уверен, что это —разумный выход для адвокатов, деловых людей, священников и вообще тех, комудосаждают посетители.

— В этом что-то есть, — согласилась Сибил. —Мистер Ли, а вы бы подскочили, поинтересуйся кто-нибудь, что вы делали впрошлый четверг?

— Увы, моя жизнь слишком однообразна, — сказалАарон. — Вот уже много лет для меня все дни одинаковы — не считаяРождества, конечно, — так что и вспомнить нечего. Нет, не подскочил бы.

— А ты, Ральф? — спросила Сибил.

— Ну нет, — ответил Ральф. — Но задумался бынаверняка. Скотланд-Ярд все-таки.

— Как невинна старость, — сказала Сибил, улыбаясьАарону. — Я бы тоже не подскочила.

— Ну, тетя, ты у нас ни от чего неподскакиваешь. — Ральф широко улыбнулся. — Когда та девица в гостинойгрохнула целый поднос с фарфором, ты только и сказала: «Бедняжка, как онарасстроилась», и заворковала вокруг нее, прямо как горлица у гнезда.

— Она и в самом деле расстроилась, — ответилаСибил. — Испугалась и расстроилась. А что касается поведения вашихживотных, мистер Ли, у вас есть какое-нибудь объяснение?

Аарон слегка пожал плечами и развел руками.

— Ну что тут скажешь? Звучит невероятно, но фигуркисловно притягивают их. Видимо, какая-нибудь месмерическая сила… магнетическаясклонность.

— Магнетическая склонность у котов? — удивленнопереспросила Сибил. — Мне это никогда в голову не приходило. Но вы ведь незаставите моего котенка биться о дверь, правда? По крайней мере до тех пор,пока мы не попытаемся ублажить его каким-нибудь другим способом.

— Я послежу за ним, — пообещал Аарон. — Мневсе равно предстоит присматривать за Джоанной, ну а она пусть присматривает закотенком. Кота ей можно доверить смело, ведь несчастная помешана на Египте. СамРа, бог Солнца, изображался в кошачьем облике.

— Никогда не слышала, улыбнулась Сибил. —Возможно, этот котенок — сам Ра, и я сегодня вернула домой бога солнца. Но,похоже, у бога солнца это был не лучший день в жизни.

Некоторое время все невольно прислушивались к метели; потомСибил взглянула на часы.

— Надеюсь, вы извините меня, мистер Ли, — сказалаона. — Надо бы мне проведать брата. Он будет рад. Все трое поднялисьодновременно.

— Еще раз приношу свои сожаления, — поклонилсяАарон. — Случай совершенно из ряда вон… и последствия — весьма удручающие.

Сибил склонилась в ответном реверансе.

— Благодарю вас, — мягко проговорила она. —Пусть Лотэйр так и думает. Но сама-то я так думать не могу, ведь, насколько японимаю, бурю-то вызвал Генри…

Аарон вздрогнул, отступил на шаг и сказал немного громче,чем того требовала ситуация:

— Эта буря — просто обычный зимний снегопад.

— По-вашему, зимний снегопад и ураган — одно и тоже? — спросила Сибил. — Но все равно это божественно красиво.Извините меня; я все-таки хотела бы подняться к Лотэйру, — она повернуласьи вышла из комнаты.

— Тетя Сибил, — проговорил Ральф после ееухода, — найдет божественной даже камеру пыток. Равно как и вдребезгиразбитый форд. Или микстуру от кашля. Или анаконду.

В тайных покоях Аарона шум урагана почему-то слышалсяособенно сильно. И Сенри, и Нэнси отметили это, как только вошли. Но задвойными тяжелыми драпировками наступила перемена. Дикий рев неуловимоизменился и теперь больше напоминал отдаленное торжественное пение. Сжимая рукуГенри, Нэнси замерла на пороге комнаты.

— Ты слышишь? Дорогой, ты слышишь? — воскликнулаона.

— Слышу, — сказал он. — Это буря ловит нас,Нэнси.

— Я не об этом, — Нэнси досадливопоморщилась. — Она звучит здесь иначе. Послушай!

Генри выпустил из рук тяжелую портьеру и вслушался. Ихвстречала привычная слабая музыка, всегда звучавшая в этой комнате Нэнсиподумала, что создают ее легкие движения танцоров, сам ритм танца, и никакомушуму в мире не заглушить его.