– Ну, я мог бы научить ее менять масло, тормозные колодки и сливать тормозную жидкость.

– Ты просто супер, – говорит Айза. – Забыла вас представить друг другу. Моника, это мой друг Алекс. Мы вместе выросли. Он просто гений, когда дело касается ремонта машин. – Она опускает глаза и переступает с ноги на ногу. – По правде сказать, мастерской давно бы уже не было, если бы не он и его жена.

Алекс мотает головой, как бы не признавая своей заслуги.

– No es gran cosa[20]. Вот Берни – тот тебе действительно помогает, только ты уперлась и не хочешь этого признать.

– Не надо называть вашу помощь пустяками, – настаивает Айза. – Это много для меня значит. А этого на «Б» больше не упоминай. Когда я утром обсуждала с Бриттани Вика и все мои проблемы с мастерской, я не думала, что она пришлет сюда тебя. – Она стряхивает с комбинезона воображаемую пылинку. – Алекс, у тебя в университете дипломный проект. Вам с Брит не надо меня спасать. Тебе нужно заботиться о ребенке и о беременной жене.

Мне жаль Айзу. С виду она резкая и грубая, но сейчас в ней промелькнули уязвимость и грусть. Я бы обняла ее, как мы с Эштин обнимаемся, когда нам грустно, но боюсь, что в ответ Айза меня поколотит. Хоть я ее и побаиваюсь, мне с ней общаться нравится: она не относится ко мне как к какой-нибудь хрупкой диве.

– Да все нормально, – отвечает Алекс. – Мы с Брит хотим помочь, так что иди работай, а я научу кое-чему Монику, чтобы она тут не стояла сложа руки.

Айза, сказав, что ей нужно по делам, оставляет меня с Алексом. Я впадаю в панику: совершенно очевидно, что я вообще не умею ремонтировать машины. Но мне будет помогать Алекс, это уже хорошо. К тому же его, кажется, это не смущает и не расстраивает.

Я снова вглядываюсь в имя на груди – «Виктор». Он делал все, для того чтобы отговорить Айзу брать меня на работу. И Трей не верил в то, что я могу заниматься грязной работой. Ну и пусть, мне все равно. Их сомнения не помешают мне доказать окружающим (да и себе самой), что я со всем справлюсь.

– Пойдем, – говорит Алекс, подводя меня к огромному ящику с инструментами, стоящему посреди мастерской. – Научу тебя самому основному, чтобы ты могла заменить масло.

Мы оказываемся под одной из машин, и я держу ладонь над головой, как будто это поможет, если машина вдруг упадет.

– А что, если машина сорвется и придавит нас? – спрашиваю я.

– Не сорвется, – говорит Алекс. – Подъемник крепкий.

Я поднимаю глаза на подъемное устройство. Не уверена, что оно надежное, однако Алекс ведет себя так, будто ничего страшного не случится, если сверху на него рухнет глыба металла почти в полторы тонны весом.

– Вот, смотри, – говорит он, светя фонариком на днище машины. – Сначала находим сливную пробку. Вон она, видишь?

Рукой поддерживая спину, я пытаюсь выгнуться, не напрягая позвоночник.

– Не вижу.

Алекс едва слышно ворчит.

– Дай руку. – Он прикладывает мои пальцы к пробке и спрашивает: – Чувствуешь?

– Ну да, чувствую.

– Ладно, Фуэнтес. Дальше я сам, – от двери мастерской до нас доносится знакомый голос. Это Вик, взгляд у него хмурый. – Если уж кто-то и будет дальше учить Монику, то это я.

КОГДА Я ВХОЖУ В МАСТЕРСКУЮ, этот парень по имени Алекс Фуэнтес, с которым Айза училась в старшей школе, стоит под «Бьюиком» с Моникой и учит ее менять масло. Все бы ничего, будь Фуэнтес уродом или ботаником вроде Берни, но он вовсе не такой. Совсем наоборот.

Этот pendejo похож на актера или на фотомодель, он в черной майке, которая только подчеркивает его рельефную мускулатуру. Когда он, объясняя, как менять масло в машине, берет Монику за руку, у меня сжимаются кулаки. Я не видел Алекса целую вечность. Энрике был его двоюродным братом. Вроде бы Фуэнтес в Северо-Западном университете изучает медицину или что-то типа этого. Раньше он появлялся здесь чаще, но это было еще до того, как я начал работать у Айзы.

– Да ладно? – говорит Алекс. – А Айза говорила, что ты сидишь наверху на заднице и ничего не делаешь. Ты слился, вот я и помогаю Айзе вместо тебя, – бурчит Алекс и, оставив Монику под машиной, уходит за маслоуловителем.

– Иди ты к черту, чувак, – говорю я.

Он ведь понятия не имеет, через что мне пришлось пройти. Не ему меня судить. Вообще никому не позволю меня судить.

Остановившись как вкопанный, Алекс поворачивается ко мне:

– Что ты сказал?

– Иди. К черту.

– Вик, прекрати вести себя, как придурок, – вступает Моника. – Он прав.

– Да все нормально, Моника. – Алекса, похоже, развлекло, что кто-то осмелился бросить такому, как он, вызов. – Слушай, amigo, – говорит Алекс, приблизившись. – Или помогай, или убирайся. Что выбираешь?

Мы уставились друг на друга, Алекс протягивает мне маслоуловитель.

– Виктор, – предупреждающим тоном говорит Моника.

Я не свожу глаз с Фуэнтеса, но голос Моники звенит в ушах. Чутье подсказывает мне, что лучше ударить первым, потому что такой чувак, как Фуэнтес, не уступит. В моих венах закипает кровь. Наплевать, что он опасен. Я не боюсь. Можем сразиться прямо здесь.

Трей больше не может защитить Монику от всех и вся, так что теперь я беру это на себя. Но я не смогу ее защищать, если она будет на меня злиться, так что я отступаю. Я сосредотачиваю взгляд на маслоуловителе, который все еще у Алекса в руке. Выхватив его, я закатываю глаза в ответ на удовлетворенный кивок Алекса.

– Ты напоминаешь мне меня в юности, – говорит Фуэнтес. – Напор и энергия. Но подожди, появится девушка, которая заставит тебя стать на колени. Такие, как ты, тоже не застрахованы от этого, güey[21].

– Это еще посмотрим, – бормочу я, радуясь тому, что необходимость заботиться о жене и ребенке не дает Алексу ошиваться здесь день и ночь. – Я не такой, как ты.

– Такой же. Ты просто этого еще не знаешь.

Я встаю под машину рядом с Моникой. На ней мой комбинезон. Он ей велик, но, черт возьми, все равно ее можно сразу на разворот любого журнала.

– Я не хочу, чтобы меня учил ты, – говорит она, а потом указывает на Алекса. – Лучше пусть это будет он.

Больше всего на свете мне сейчас хочется стереть самодовольную ухмылку с лица Фуэнтеса.

– Почему? – раздраженно спрашиваю я.

– Потому что он милый.

– Это я милый, – возражаю я.

– Нет. – Она упирает руки в боки. – Ты совсем про меня забыл. Хочешь знать, что я думаю?

– Не-а.