– Ну не знаю, – тянул Рашук. – Я могу воспользоваться местными средствами компьютерной связи, но это долго.

– Отправьте информацию в рой, – велел капитан.

– Он уже с вами? В кого он перевоплотился? Нет, не говорите, я сам догадаюсь. Ой. – Нагу было слышно, как пилот шлепнул себя по губам. – Так точно, слушаюсь, капитан!

Они синхронно отключились. Наг с улыбкой бросил мобильный на стол. Кажется, рано или поздно лед тронется, и он заслужит дружбу и доверие своего экипажа.

Таисия

Окружающая меня действительность за считаные минуты трансформировалась самым волшебным образом. Благостный Барин не желал расставаться с… Он называл меня «доченька», и после каждого такого обращения мне хотелось вцепиться ногтями в его холеное лицо. Я держалась из последних сил, холодно улыбаясь и приподнимая брови в немом удивлении.

– Сколько лет, сколько зим, – щебетал Баринов, ведя меня через ресторанный зал.

Его помощник семенил чуть позади, не мешая нам беседовать. Неужели Барин изволил выйти в народ без охраны? Одного хиловатого Серого, весь внешний вид которого, от двубортного английского костюма до кончиков наманикюренных пальцев, вопил о Йеле или Гарварде, явно недостаточно для безопасности господина и повелителя.

Да если бы я раньше знала, что Аристарха Евгеньевича можно вот так запросто повстречать, не строила бы хитроумных комбинаций, а отправилась бы прямиком в этот «Шесему» с ружьем под полой плаща. Сюда же черта лысого пронести можно при желании. Ни вертушек у входа, ни рамок металлоискателей.

Я искоса оглядела полупустой зал, потом еще раз. Да уж, госпожа Вереск, и после этого эпичного похода очутились бы вы незамедлительно в кутузке, это в лучшем случае, а в худшем – на алюминиевом столе прозекторской с повреждениями разной степени тяжести, повлекшими за собою вашу безвременную кончину. Вот же охрана. Парочка за столиком у окна, оба мужчины, оба спортивного телосложения. Пьют кофе, не беседуют, не улыбаются. Быстрый взгляд направо. У стойки бара женщина в брючном костюме с короткой стрижкой. Пиджак с одной стороны оттопыривается из-за скрытой кобуры. Больше смотреть не хотелось.

– Ты какими судьбами здесь, Таисия?

Будто вынырнув из воды, я вернулась в беседу, изобразив лицом нечто вроде недоумения. Хорошо еще, что ответов не требовалось, Аристарх Евгеньевич вел монолог, а вопрошал риторически.

– Я же разыскивал тебя после того случая. Лешка, Лия – мои лучшие, самые дорогие друзья. Какая невероятная трагедия!

Я готова была поклясться, что скорбь, которую он быстренько мне изобразил, была абсолютно натуральной.

– Где ты пропадала?

– В детском доме, – ответила я после паузы. – Живых родственников у меня не осталось.

– Понятно, – он пригласил меня к столику, стоящему в нише у стены. – Присаживайся, доченька.

Я думала очень быстро. Он не знает, что я тогда все видела. Меня же никто не заметил, мама затолкала меня за кресла, он вполне мог и не догадываться, что у убийства на смотровой площадке было не две, а три жертвы. Тогда мне сейчас ничего не грозит, при условии, что свою партию я отыграю без сучка без задоринки.

Я покачала головой:

– У меня здесь деловая встреча, после нее я с удовольствием с вами пообщаюсь.

– Что за встреча? – он обвел взглядом зал.

– С покупателем. Я домик наш фамильный продать решила.

– Дачу, что ли? – он увидел Кузьмина, равнодушно ему кивнул. – И кто покупатель?

– Никита Петрович.

– Торгуется?

– Есть немного.

– Ну, пошли. Торговаться я и сам люблю.

Он взял меня под руку. Я ощутила покалывание от прикосновения его пальцев к коже. Женщина у стойки не сводила с нас взгляда. Правильно, объект предпринял незапланированное перемещение, сейчас все охранники чуть изменят дислокацию. Парочка угрюмых мужчин пересела за соседний столик.

При нашем приближении во фрунт вытянулись все – и юристы, и Кузьмин, просто истекающий потом.

– Доченьку вот встретил, в детстве потерянную, – торжественно сказал Аристарх и уселся на предложенный стул. – Документы покажите, я Таечкины интересы соблюсти хочу.

Через пять минут сумма, которую непреклонный Никита Петрович был готов мне заплатить, удвоилась.

– Я же и сам твой домик куплю с большим удовольствием, – потрепал меня по плечу Барин. – С ним же столько воспоминаний связано. Эх, молодость шальная… А, Никита, что на это скажешь?

Кузьмин на это мог только что-то невнятно пробормотать.

С новой ценой я согласилась, а Никита Петрович согласился подождать две недели с выселением. Мы ударили по рукам – фигурально, а фактически – подписали многостраничные комплекты документов. Деньги перевели сразу же, один из юристов прямо на ресторанном столе открыл ноутбук и через несколько минут показал мне на экране подтверждение перевода. Благодаря этим деньгам моя тетя Яна сможет помочь еще нескольким детишкам. Я ощутила нечто вроде благодарности Баринову, он действительно мне помог.

– Ну все, вы нас с Таечкой утомили, – сообщил Аристарх Евгеньевич, когда один из юристов заикнулся, что сделку неплохо бы отпраздновать.

Делить мое общество Барин явно ни с кем не собирался.

Присутствующие удалились как по мановению волшебной палочки. Помощник Серый, по крайней мере, Аристарх Евгеньевич называл его именно так, наматывал вокруг столика круги, стараясь быть незаметным, но я постоянно ловила его периферийным зрением.

– Спасибо, – искренне проговорила я, улыбнувшись.

– Что? – Барин, который геем точно не был, вздрогнул, отвлекаясь от внимательного рассматривания моих губ. – Глупости, хоть что-то для тебя хочу сделать, раз уж вырастить и воспитать не смог.

Я покраснела. Уж он бы меня воспитал.

– Ну, дом ты продала, когда обратно возвращаешься? Вообще, какие планы на жизнь?

– Да вот, в Славигорске решила обосноваться, – я проигнорировала его руку, сцапавшую мое запястье. – Работу найду, квартиру сниму, стану образцовым гражданином, то есть гражданкой. Образование у меня неплохое, так что надеюсь на хороший прием моей малой родины.

– Где училась?

Я честно ответила, он присвистнул:

– Ну так ко мне работать иди, сразу начальником финансового департамента или финдиректором, если захочешь.

– А ваши сотрудники такие кадровые перестановки одобрят?

– Что мне их одобрение, доченька.

Усталость от жизни, звучавшая в его голосе, меня, может быть, и впечатлила бы или удивила, если бы одновременно Аристарх Евгеньевич не стал поглаживать мою ладонь подушечкой большого пальца. Ласка была ни капельки не отеческой.

Официанты начали сервировку стола. Ни я, ни Баринов заказа не озвучивали, из чего я сделала вывод, что обслуга и так знает, что нужно хозяину. Воспользовавшись моментом, я выдернула руку: