Нам нужен дом. Если ты возьмешь на себя стройку, то я займусь заготовкой еды на зиму. Одному тебе не понять все и сразу, Борис. Это никому не под силу.

— Хорошо, — он улыбнулся, — значит я буду строить дом… только пока плохо представляю, как его строят. Ни разу даже не видел… а если и видел, то не помню…

Я рассмеялась. Ну, да… мой некромант — Темнейший князь, а не ремесленник.

— Я уже все продумала. Мы будем строить не совсем дом, скорее юрту. В таких в нашем мире живут кочевые народы.

Я коротко пересказала ему свою идею и процесс строительства юрты… Пусть я видела это только как зритель, но тем не менее кое-что в моей памяти отложилось.

Пока болтали, поужинали запеченной рыбой. А потом, когда я начала зевать, а Борис стал настойчиво спроваживать меня в постель, я решилась:

— Борис, расскажи мне о гурлинках?

— О гурлинках?! — удивился он. — Но зачем тебе?

— Просто, — соврала я. Почему-то вдруг мне стало страшно, что Борис может прогнать маленьких от меня.

— Ася, — нахмурился он, — ты мне врешь. Ты забыла, что я теперь могу читать твои мысли?

Я вздохнула:

— Помню… но тогда ты должен знать, зачем мне это нужно…

Я смотрела на костер и мысленно рисовала перед собой картину, как мои гурлинки, переваливаясь на коротких лапах, тащат домой рыбу.

— Не понимаю, — нахмурился Борис. — Я чувствую, что ты сейчас думаешь о чем-то очень хорошем, но о чем именно понять не могу.

Я улыбнулась. А вот и странность номер три…

— У меня новые питомцы, — призналась я наконец. — И они тоже любят тапочки, как Пузик. И я назвала их Правый и Левый…

— Новые питомцы? — на лице Бориса появилось настороженное выражение. — Только не говори, что это гурлинки!

— Ладно, — вздохнула я и виновато улыбнулась, — не скажу.

— Ася, — он нахмурился, — гурлинка одна из самых опасны существ за Пределами жизни!

Я пожала плечами. И призналась:

— Если бы не эта птичка, ты никогда бы не выздоровел. Я не знаю как и почему, но я уверена на все сто процентов, только яйца гурлинки смогли поднять тебя. Она неслась здесь каждое утро. И я кормила тебя ее яйцом. А вчера яйца под кустом не оказалось. Но зато появились птенцы…

Борис молчал. Хмурился и молчал.

— Гурлинка, Ася, нежить которая существует только благодаря темной магии… Она сама по сути и есть тьма. И яйца, которые они несут есть нельзя. Даже дотрагиваться до его содержимого нельзя. Это квинтэссенция тьмы. Ее основа. Если хотя бы капля этой тьмы попадет на живого, он умрет в муках… Я не думаю, что ты обманываешь меня, но я не понимаю, что происходит… Как так вышло, что ты не просто выжила после двух недель кошмаров, навеянных взрослой гурлинкой, отдала столько своих сил, сколько нужно для появления птенцов, и еще умудрилась накормить меня яйцами гурлинки. Как тебе, вообще, такое в голову пришло?

Я снова пожала плечами:

— Не знаю… Я, когда увидела яйцо. Была так рада, что получится разнообразить наше меню… И в первый день оно было совсем нормальным. Это потом вместо белка и желтка стало появляться что-то черное…

— Нормальным?

— Ага… Даже на вкус, — вздохнула я и призналась, — я тоже его ела. Просто ты больше ничего не ел, кроме этого яйца, и я стала отдавать тебе его целиком.

— Ася! — простонал Борис, — как ты, вообще, выжила?! Любой человек не протянул бы и нескольких дней!

Я вздохнула. Виновато. Захотелось отодвинуться от него, но он не позволил. Прижал меня к себе сильнее.

— Прости… Я не хотел тебя обидеть. Я злюсь на себя за то, что бросил тебя здесь одну. А тобой я восхищаюсь. Здесь, за Пределами очень опасно. Если бы ты была женщиной из нашего мира, ты уже сто раз умерла бы… Понимаешь, нельзя есть нежить. Она непригодна в пищу. Даже я, будучи темным князем, не мог есть неупокоенную рыбу.

— Ты ее и не ел, — вздохнула я… Теперь многое становилось понятным. Многое, но не все. — Но ведь и ты ел яйца…

— Я думаю, — Борис отвернулся, как будто бы не хотел, чтобы я увидела его лицо, — что ты права. Я тебе говорил, при некромантам меняют тьму в душе на свет. Возможно, я умер, тьма заполнила мою душу, как и положено при смерти живого существа. Но мое тело изначально не-живым, и поэтому я замер в подобии стазиса. И яйца гурлинки, наполненные тьмой заставили меня ожить… Я не знаю, Ася. Я некромант, я всю жизнь работал с мертвыми и их тьмой в Пределах жизни. Но сейчас у меня есть моя тьма. И она совсем другая. Не такая, как у мертвых. Она похожа на тьму не-живых, но тоже не совсем такая… Я пока не могу объяснить. Эта тьма отличается от той, к которой я привык…

Я вздохнула. У меня уже ум за разум зашел со всеми этими жизнями и не-жизнями. Какой все же странный мир…

— Так что с Правым и Левым? — зевнула я. — Можно их оставить?

Пока мы болтали, стало совсем темно и костер почти погас. Только ярко-красные угли все еще тлели в очаге, освещая пространство вокруг себя. Ветер шепотом болтал с листьями, незнакомые звезды, которые я так и не смогла сложить ни в одно созвездие, подмигивали им сверху. Где-то далеко ухал филин, и кто-то кричал тонким пронзительным голосом. То ли птица, то ли животное. Я так часто слышала эти вопли, что уже не обращала на них внимания…

— Покажи их мне, — попросил Борис после длинной паузы.

— Идем, — зевнула я еще раз. Усталость накатывала все сильнее. Глаза слипались. Я уже поняла, что малышам ничего не грозит. В худшем случае они будут объектом исследования, как Пузик. Тревога улеглась, и я мечтала только о том, чтобы добраться до постели…

Осмотр гурлинок не занял много времени. Борис заглянул под куст. Там было так темно, что даже гнезда не было видно. Но мой муж внимательно что-то рассматривал в темноте. Даже встал на колени перед спящими птенцами. А потом поднялся и, мельком взглянув на меня, тяжело вздохнул.

Я в ответ зевнула.

— Пойдем спать, Ася, — вздохнул он. — А я тебе кое-что расскажу…

— Ага, — выдохнула я с облегчением. Сейчас я была согласна на всею Лишь бы лечь и заснуть. Я весь день работала не покладая рук и очень устала…

Кое-как, цепляясь за Бориса, и спотыкаясь на каждом шагу я добрела до нашей постели из травы и