Павел внимательно глянул на него и усмехнулся. Не мудрено,что мужик обрадовался. В его ситуации постоянный контакт с куратором исистематическое выполнение его заданий было гарантией того, что проклятый сейфне откроют. Исчезновение Павла, правда, не внезапное, а заранее оговоренное иподаваемое как отъезд, заставило Гарика ощутить некоторое неудобство, современем перешедшее в патологический страх, что в любую секунду «все начнется».Где Павел? Где материалы? Где стоит этот страшный сейф, в чьем кабинете? Авдруг в конторе случились передряги, сейф вскрыли, материалы достали и ужеразыскивают Гарика? Павла нет, никто не прикроет. Можно попробовать разыскатьтого типа, который его первым вербовал, да разве знаешь, кто он такой да какзовут…

– А ты, можно подумать, соскучился, – хмыкнул Павел,окидывая его цепким взглядом.

Асатурян был все таким же стройным и миниатюрным, запоследние два года не раздался, как Михаил, да это и не удивительно: Миша велжизнь спокойную и в основном сидячую, а Гарик крутился как механический веник,занимаясь тем, чем занимался и до вербовки, и после нее, правда, уже сразрешения куратора. Единственным условием, которое всегда ставил ему Павел,был запрет использовать при совершении сделок свои необычные способности. «Никтоне должен знать, что ты это умеешь», – не уставал повторять ему Сауляк.

– У тебя, я помню, бабы какие-то были знакомые в«Метрополе». Ты с ними еще не рассорился? – спросил он Гарика.

– Как можно, Пал-Дмич, – заулыбался Асатурян. –Женщина – это святое, с женщинами ссориться нельзя. Их беречь нужно.

– Вот это правильно, – кивнул Павел. – Послезавтрав «Метрополе» мероприятие, будешь работать.

– Всегда готов! – радостно откликнулся Гарик и вскинулруку в дурашливом жесте пионерского приветствия.

* * *

Последним, кого навестил Сауляк, был Карл ФридриховичРифиниус, мужчина в годах, с молодых лет игравший роль мрачного красавца. Карлбыл посильнее Риты, но далеко не таким, как Миша Ларкин. Он был одарен примернотак же, как Гарик Асатурян, но, как сказали бы актеры, фактура у него быладругая. Рослый, импозантный, с рано поседевшей густой шевелюрой и чернымисверкающими глазами, он сводил женщин с ума, причем без всякого примененияспособностей к внушению. У него был имидж трагического героя, который он себе состряпаллет в двадцать, и к пятидесяти четырем годам так из него и не вышел.

Карл Фридрихович был профессионалом, работалврачом-психотерапевтом и при лечении своих пациентов широко применял гипноз. Нобыл у него один недостаток, даже не недостаток, пожалуй, а так, чертахарактера. Он очень хотел, чтобы его любили. Причем потребности любить кого-тосамому он не испытывал абсолютно. Недостатка во влюбленных женщинах у негоникогда не было, с некоторыми он сближался, большинство же держал нарасстоянии, но постоянно подавал им надежды и делал авансы, чтобы не сорвалисьс крючка. Не мог он удержаться и от флирта с пациентками, причем со всемиподряд, а не только с хорошенькими. Каждая влюбленная в него женщина словнодавала ему новый заряд энергии, подпитывала силы, придавала вкус его жизни.

На женщинах он и сгорел. Одна влюбленная по уши пациентка,прождав несколько месяцев, когда же наконец красавец доктор перейдет откомплиментов к делу, и так и не дождавшись, написала заявление в прокуратуру,из которого явствовало, что доктор Рифиниус, погрузив ее в гипнотический сон ивоспользовавшись ее беспомощным состоянием, изнасиловал несчастную. И все быничего, если бы не оплошность Карла Фридриховича: он работал без ассистента,хотя это и не полагается. Свидетелей печального события не было, но не нашлосьи тех, кто мог бы подтвердить, что Рифиниус к своей пациентке и пальцем неприкоснулся. А потерпевшая утверждает, что очень даже прикоснулся, и не толькопальцем… А муж у этой пациентки оказался большим-пребольшим начальником изпартийно-государственной элиты, и доктор Рифиниус понял, что заниматься емуврачебной практикой больше не дадут. Не судьба.

Можно было, конечно, бороться, доказывать, давать интервью,обвинять клеветницу… Можно было бы, случись эта история хотя бы на три-четырегода позднее, когда уже и о демократии заговорили, и о плюрализме, и о свободепечати. Но случилось это в восемьдесят пятом году, и никаких шансов победить вэтой борьбе у Карла Фридриховича не было. Более того, ему ясно и недвусмысленнодали понять, чтобы он подобру-поздорову убрался из столицы нашей родиныкуда-нибудь в глушь, ибо таким негодяям-извращенцам не место там, где живут иработают лучшие люди страны, ее честь, ум и совесть. Карл вздохнул и началзаниматься обменом московской квартиры на хороший большой дом где-нибудь вЦентральной России. Был он одиноким, как и все, кого вербовали в группу ПавлаСауляка. Многосемейные там были не нужны.

И вдруг появился человек, который сказал, что приопределенных условиях Рифиниус может остаться в Москве. Условий было три:прекратить врачебную практику окончательно в любом ее виде, сменить имя и местожительства, оказывать услуги этому человеку и выполнять его задания. Карл небыл наивным и глупым, по одному только стилю решения проблемы он сообразил, чтоимеет дело с могущественной организацией, и быстро догадался, какого рода могутбыть эти услуги и задания. Деньги ему не были нужны, он уже заработалдостаточно, чтобы жить так, как ему нравится. Поскольку в пациентах у негоходили самые избранные, то в виде благодарности за лечение он за время работыврачом получил все, о чем мечтал, по мизерным ценам, доступным дажеобыкновенному инженеру. Бояться ему было нечего, криминала за ним никакого нечислилось, а то, чего он не совершал, ему уже и без того навесили. Но его жгланенависть. Ненависть к этой раскормленной обожравшейся дуре, которая посмелаотомстить ему за то, что ее не трахнул. Ненависть к ее высокомерномуимпотенту-мужу, которого он, кстати, тоже лечил пару лет назад. Ненависть ко всему,что олицетворялось умом, честью и совестью, в одном городе с которыми ему былозаказано жить.

Павел дал ему новые документы, в которых была вклеена егофотография, но стояло совершенно другое имя. Теперь он был КонстантиномФедоровичем Ревенко. Сауляк пояснил ему, что имя выбирал, стараясь сохранитьинициалы, в противном случае Рифиниусу пришлось бы вырабатывать совсем другуюподпись, а так можно только чуть-чуть изменить старую, привычную. Да и носовыеплатки, на которых влюбленные дамы старательно вышивали его инициалы, пришлосьбы выбрасывать, а жаль, все-таки натуральный батист, не какая-нибудь тамкитайская синтетика. Новоявленный Ревенко поменял место жительства ирастворился в многомиллионной Москве.

Работал он не из любви и благодарности, как Рита, не изжадности, как Миша Ларкин, и не из страха перед тюрьмой, как Асатурян. Онсотрудничал с Павлом из идейных соображений, ибо ненавидел весь свет, аособенно – тех, против кого, собственно, и работал чаще всего. Павел необольщался насчет мотивов, которыми руководствовался бывший доктор, поэтому изадания давал ему соответствующие. Партийные деятели, работникиправоохранительных органов, крупные руководители. Сауляк старался, чтобы каждыйраз, выполняя задание, Карл чувствовал жгучую сладость мести.