— Вот как… А что, он действительно погорел на взятке?

— Не доказано. Но шуму по этому поводу было немало. Ему даже пришлось уволиться из милиции. В ранге капитана.

Пантов задумался. Действительно, если все-таки заострить внимание на опровержении фактов, которые в его жизни имели место, то дело обязательно дойдет до судебного разбирательства. И от этого в выигрыше останется только редакция газеты: процесс позволит журналистам публиковать репортажи из зала суда. Видимо, этого и добивается Агейко. Но Вован прав: никаких разбирательств. Нужно опубликовать компромат против самого Агейко, и пока общественность будет рассуждать, кто больше выпачкан грязью, он, Пантов, сможет провести избирательную кампанию и добиться места в думе нового созыва. А там, попробуй, достань его…

Пантов дружелюбно улыбнулся:

— Ты молодец, Неаронов. Голова у тебя хоть и ветреная, но соображает в правильном направлении. Так и быть, награжу тебя медалью.

Помощник взял поднос.

— Куда мне ее, на задницу повесить, что ли? Вы мне лучше другую услугу окажите, Михаил Петрович.

Пантов с папкой для заседаний уже стоял около двери.

— Что еще натворил?

— Менты меня повязали. Попросите Махиню ликвидировать протокол о сегодняшнем происшествии в доме отдыха.

— Бляха-муха! За что?

— Долгий разговор…

— А ты коротко.

— Ну, словом, одну сучку не поделили…

— С кем не поделили? — перебил его Пантов. — С Бобаном, что ли?

— Нет, не с Бобаном. Мы ведь с ним как братья. С охранниками дома отдыха.

— Откуда сучка-то?

— Известно откуда. Из заведения мадам Петяевой.

При упоминании знакомой фамилии Пантов вздрогнул, но тут же взял себя в руки и только нервно постучал пальцами по двери:

— А сам-то разве не мог эти вопросы решить с милицией полюбовно?

— Принципиальные, мля, попались…

— Что же ты раньше молчал?

— Да как-то с порога неловко было обременять вас своими просьбами. Дело-то, в общем, пока терпит.

— Хорошенькая хоть девчонка-то? — заговорщицки улыбнулся Пантов.

— Так вы ее, наверное, видели.

— Где ж я ее мог видеть?

— Известно где. У той же Петяевой. Разве она вам новеньких не показывала, когда вы у нее отдыхали в субботу?

Пантов, уже было открывший дверь, чтобы бежать в зал заседаний, словно статуя, застыл на пороге.

— Где я отдыхал?

— Известно где, Михаил Петрович. Чего теперь греха таить, я тоже иногда пользуюсь услугами девчонок из этого заведения.

Пантов прикрыл дверь.

— А что же ты, бляха-муха, строишь из себя агнца невинного! Значит, ты знал, где я был, и ничего не сказал про статью в газете!

— Я ведь должен знать, где вы находитесь. Как-никак я ваш помощник. Никто за вами и не следил. Просто я приказал вашему телохранителю, Бобану, держать вас в поле зрения. Мало ли что может случиться. А что касается статьи, то я ведь сам с ней поработал. Разве я сделал что-то неправильно?

Пантов, закусив нижнюю губу, одобрительно хмыкнул и спросил:

— Что из этого следует?

— Понятно что. Держать язык за зубами.

— Только медали я тебя теперь лишаю. — Пантов резко открыл дверь и выскочил из кабинета.

Когда секретарша доложила, что французский бизнесмен Пьер Кантона ждет разрешения войти, председатель правления коммерческого банка «Интерресурс» Денис Карлович Бурмистров поднялся из-за своего рабочего стола и сам вышел в приемную.

Он широко улыбнулся, развел руки в стороны и, обняв заморского предпринимателя за талию, промолвил:

— Какие люди в гости к нам!

Бурмистров, не снимая руку с талии иностранца, другой показал в сторону кабинета.

Когда секретарь поставила перед ними чашечки из китайского фарфора, миниатюрную розетку с тонко нарезанными кружочками лимона, вазу с конфетами и закрыла за собой дверь, улыбка с лица Пьера тут же исчезла.

— Ну как наши дела, Денис?

— Так. Ни шатко ни валко. Не сказать, что стоим на месте, но и существенного продвижения не наблюдается. Вопрос о приватизации водохранилищ и объектов водоснабжения пока повис в воздухе.

Кантона недовольно набрал полную грудь воздуха.

— Я — бизнесмен. И не могу долго держать капитал на банковском счету. Деньги должны работать. Деньги должны делать деньги. Не правда ли?

— Все так, Пьер. Но и я не могу оказывать давление на всех депутатов областной думы. Мои люди подготовили проект приватизации, с помощью моих капиталов в парламенте образована новая фракция предпринимательской партии. Но в ней пока недостаточно депутатов, чтобы большинством голосов принять закон о приватизации…

Кантона отодвинул свою чашку и вздохнул:

— Время, Денис, время…

Бурмистров, не обращая внимания на испортившееся настроение Кантона, лишь сухо заметил:

— Для области принять проект о приватизации водообъектов — решение судьбоносное. Это не какое-нибудь предприятие или заводик продать. Тут каждый депутат, прежде чем поднять руку и проголосовать за принятие решения, за свою шкуру трясется. Никому не хочется вылетать из думы. И каждый рассчитывает сохранить свое место на предстоящих выборах.

— Значит, надо им платить побольше денег…

— А ты думаешь, я экономлю? Только не все покупаются и продаются. В думе треть независимых депутатов от регионов. С теми вообще трудно договориться — идейные и рачительные. Еще одна треть — предпринимательская фракция. Эти все мне в рот смотрят…

— Ну а третья треть?

Бурмистров цокнул:

— А эти — середнячки. Как мы говорим, хотят и рыбку съесть, и в думе на новый срок остаться. Выборы-то на носу.

— Какой же выход?

— Я уверен, закон примут, если состав думы останется без изменений после предстоящих выборов. Депутаты снова получат полномочия на четыре года и сразу же примут закон.

— Что ты предполагаешь сделать для того, чтобы они остались?

— Финансировать предвыборную кампанию каждого депутата. Конечно, победят не все, в кого вкладываем деньги, процентов десять сойдут с дистанции. Но все равно будем иметь численное большинство.

— Так надо вкладывать! — встрепенулся Кантона.

Бурмистров встал с кресла и подошел к окну.

— Знаешь, в какую сумму обходится избирательная кампания лишь одного депутата?

— И знать не хочу. Мы договорились. Ты протаскиваешь проект, я даю деньги на приватизацию. Мы по уговору — почти в равной доле. Или забыл?