выдохнул проснувшийся исландский вулкан. Да как он посмел — и это во времена борьбы с курением! Увы, ситуация была далека от разрешения. Через несколько часов весь воздушный трафик вполне мог вылететь в трубу, а вместе с ним вылетели бы в трубу (а не в Марокко) все надежды Провиденс, да простится нам эта убогая игра слов.

Неужели какое-то облако может стать таким грозным?

И неужели какое-то скопище пепла, подобие огромного комка ваты или кудрявого барашка, способно вывести из строя такие сложные современные машины? Ходили слухи, что оно не менее опасно, чем радиоактивное облако Чернобыля, которое несколько лет назад затмило европейские небеса, превратив на своем пути нескольких детей в гениальных виртуозов-пианистов (с тремя руками) или в виртуозов фламенко (с четырьмя тестикулами), и только каким-то чудом остановилось над французской границей. Не иначе как из-за отсутствия визы.

Репортеры теленовостей, транслируемых в аэропорту, утверждали, что, если самолеты, на свою беду, врежутся в эту тучу пепла, у них есть все шансы разбиться и исчезнуть с экранов радаров так же мгновенно, как с дам исчезало нижнее белье на вечеринках Ларри Флинта. В памяти людей снова всплыл зловещий Бермудский треугольник. Подумать только: крохотные частички пепла разрушают огромных железных мастодонтов! Непостижимо! Прямо Давид против Голиафа! Оказывается, пепел, проникший в сопла двигателей, глушит моторы. А в худшем случае приводит к взрыву. Стараясь низвести все эти ужасы к категориям, более доступным и понятным большинству простых смертных, журналисты сравнивали результаты ожидаемых катастроф с чисто домашними неприятностями, хорошо знакомыми любому телезрителю: например, с дырявым фильтром новенькой кофеварки «Неспрессо» или с серебряной вилкой бабули, забытой в микроволновке. Буме! И нет больше ни кофе, ни микроволновки, ни самолета!

Однако меньшинство «экспертов», засидевшихся кто в высоких консалтинговых кабинетах, а кто в кабинетах иного рода, уверяли, что воздушным судам нечего опасаться встречи с таким облаком. И что угроза, как всегда, искусственно раздута. Тем не менее авиакомпании не были готовы рисковать своими самолетами и безопасностью своих пассажиров в угоду жалкой кучке этих блаженных. Ведь речь шла об их финансовом благополучии. Стоило ли годами экономить на арахисе и оливках в обеденных наборах, чтобы теперь взять да и пустить в распыл игрушки стоимостью 149 миллионов евро каждая, словно это бумажный самолетик, запущенный из школьного окна?! Нет, господа, будем благоразумны!

В общем, никто не хотел поддаваться искушению, и, как следствие, все бездействовали. Девиз ГУГА[2] на текущий момент напоминал приказ грабителей банков: «Всем лечь на пол!» Число отложенных рейсов непрерывно росло. Наземный персонал уже не смел объявлять об их отмене, свалив эту неприятную обязанность на табло вылетов.

Уж компьютер-то никому из пассажиров не удастся схватить за глотку. И рейсы исчезали с электронного табло каждую минуту, один за другим, как в фокусах чародея Дэвида Копперфильда. Богатого — а не того, другого, который бедный.

Оставалось одно — ждать.

Но в том-то и дело, что Провиденс ждать не могла.

С каждой проходящей секундой жизнь Заиры сокращалась ровно настолько же. Ибо ее болезнь надвигалась гигантскими шагами, а в заштатной марокканской больнице не было никаких технических средств ее остановить. Таким образом, спасение девочки зависело только от ее железной воли, а теперь еще и от надежды, что мама постарается как можно скорее за ней приехать.

Провиденс вертела в руках голубой формуляр, на котором наконец-то стояли все нужные подписи. Сезам. Результат многомесячных, нескончаемых бюрократических формальностей — разрешение привезти ребенка во Францию. И вот вам пожалуйста — после того как она выбралась из-под этого административного катка, на нее ополчились стихии! Ну почему все вокруг с таким садистским удовольствием ставят палки в колеса ее старенького почтового «рено»?! Каждая истекшая секунда была секундой жизни ее девочки, которую от нее отрывали. Это было слишком несправедливо. Так несправедливо, что хотелось вопить и плакать. Или начать бить стекла.

Стараясь успокоиться, молодая женщина порылась в сумке и вытащила из нее маленький МРЗ-плеер. Она сменила сигареты на этот аппаратик в тот день, когда правительство постановило изображать на пачках снимки легких и печени, пораженных раком. Что ни говори, музыка все-таки полезней дпя здоровья, а правительство, слава богу, еще не додумалось изображать на плеерах глухих! Все еще дрожа, она вдела в уши наушники, нажала на кнопку Play и, покачивая головой, запрокинула ее, словно сидела над раковиной парикмахера, в ожидании, что он вот-вот появится и сделает ей чудесный массаж головы.

Песенка U2 зазвучала с того места, на котором она выключила плеер, приехав в аэропорт (in a little whiiile, in a little whiiile, l`ll be theeeere) [3], и вдруг на застекленной стене терминала Провиденс померещилось улыбающееся личико Заиры. Да, все верно, как пел Боно, через короткое время она будет там. Там, рядом с Заирой. Конечно, если реально взглянуть на ситуацию, это просто чудо, что маленькая марокканка протянула до сегодняшнего дня. Врачи давали девочке не больше трех лет жизни, а ей уже целых семь. Ну что ж, значит, она продержится еще little while. Man dreams one day to fly, a man takes a rocketship into the skies [4]. Эх, была бы у нее сейчас ракета!..

— Я приеду за тобой, любовь моя! — шептала Провиденс, не замечая насмешливых взглядов снующих вокруг пассажиров. — Ничто не помешает мне забрать тебя сегодня, любой ценой, любыми средствами. Держись, мой ангел! Еще не встанет луна, как я буду рядом с тобой. Клянусь! Даже если мне нужно будет научиться летать, как птице, чтобы добраться к тебе.

Провиденс даже представить себе не могла, насколько она близка к истине, произнося такие слова.

В те же минуты, в тысячах километров от Орли, Заира, укрывшись до самого подбородка, который торчал из-под простыни наподобие бороды капитана Хэддока из комикса про приключения Тинтина, разглядывала мерцающее созвездие, наклеенное на белый безоблачный потолок ее палаты. Она создала у себя над головой точную копию Большого Ковша, с помощью крошечных пластиковых звездочек, которые имели одно прекрасное свойство: стоило только выключить свет, как они начинали блестеть ярче тысяч заботливо надраенных шерифских звезд.

Настоящие звезды — они не блестят. Заира кое-что знала об этом, потому что врач-массажист Рашид подарил ей однажды обломочек звезды, случайно найденный в пустыне, сказав, что они вроде бы иногда падают на землю. Так вот, этот сероватый камешек имел совсем другое свойство: в темноте он переставал светиться. Рашид объяснил ей, что «все дело в радиации». Мол, кусочек звезды, отколовшийся от нее, перестает