– Что верно, то верно, – кивнула ее коллега. – Правда,кое-что здесь устарело и нет центрального отопления, но зато много каминов ислужанки внимательные. Миссис Бишоп спуску им не дает.

– Эти нынешние служанки, – подхватила сестра Хопкинс, –терпенья на них не хватает… Сами не знают, чего хотят. А прилично прибраться вдоме не могут.

– Мэри Джерард – очень славная девушка, – возразила сестраО’Брайен. – Просто не представляю, как бы миссис Уэлман обходилась без нее. Вывидели, она и сейчас ее вызвала к себе? Ну конечно же, такое милое создание изнает, как ей угодить.

– Мне жаль Мэри, – сказала сестра Хопкинс. – Этот старик, еепапаша, делает все ей назло.

– Ни одного доброго слова от этого скряги не дождешься, –согласилась сестра О’Брайен. – А чайник-то уже шумит. Как закипит, сразузаварю.

Чай вскоре уже был налит в чашки – горячий и крепкий.Чаепитие происходило в комнате сестры О’Брайен, расположенной рядом со спальнеймиссис Уэлман.

– Приезжают мистер Уэлман и мисс Карлайл, – сказала сестраО’Брайен. – Утром пришла телеграмма.

– Вот оно что, – проговорила сестра Хопкинс. – А я никак непойму, что это старая леди так взволнована. Они ведь давненько ее не навещали,да?

– Месяца два, если не больше. Мистер Уэлман приятный молодойджентльмен. Только очень уж гордый.

Сестра Хопкинс сказала:

– А я на днях видела фотографию мисс Карлайл в «Тэтлере»[4].Они с подругой на ипподроме в Ньюмаркете.[5]

– Она ведь очень известна в обществе, а? И всегда такчудесно одевается. Как по-вашему, сестрица, она на самом деле красивая?

Сестра Хопкинс ответила:

– Сегодняшних девушек не очень-то и разглядишь под пудрой дарумянами. По мне, так ей очень далеко до Мэри Джерард!

Сестра О’Брайен поджала губы и склонила голову набок.

– Возможно, вы и правы. Но у Мэри нет стиля!

– Что и говорить, птичку красят перышки, – назидательнозаметила сестра Хопкинс.

– Еще чашечку, сестрица?

– Спасибо, сестрица. С удовольствием.

Женщины ближе придвинулись друг к другу.

– А знаете, нынче ночью такое случилось… Не знаю, что идумать, – доверительным тоном сказала сестра О’Брайен. – Около двух часов я,как всегда, вошла в спальню, чтобы поудобнее устроить нашу голубку, а она вовсеи не спит, видать, думает о чем-то о своем, потому, как только я вошла, тут жеговорит: «Фотография. Дайте мне фотографию». Я, само собой, ей в ответ:«Конечно, миссис Уэлман. Но не лучше ли подождать до утра». А она: «Нет, я хочувзглянуть на него сейчас». Тогда я спросила: «Где эта фотография? Вам нужнаодна из фотографий мистера Родерика?»

А она мне: «Родерика? Нет, Льюиса». И смотрю, стараетсяприподняться, ну я к ней подошла, чтобы помочь. Она достала ключи из маленькойшкатулки, стоявшей рядом с постелью, и попросила отпереть второй ящиксекретера. И там, точно, оказалась большая фотография в серебряной рамке. А наней такой красавец! А в углу наискосок написано: «Льюис». Старинная фотография,должно быть, сделана много лет назад. Ну подала я ей ее, а она долговсматривалась, и шептала, и шептала: «Льюис… Льюис». Потом вздохнула,протягивает эту фотографию мне и просит положить обратно. И, поверите ли, когдая обернулась, она уже спала – сладко, как дитя.

– Думаете, это ее муж? – заинтересовалась сестра Хопкинс.

– Ничего подобного! Наутро я как бы между прочим спросиламиссис Бишоп, как звали покойного мистера Уэлмана. И она сказала: Генри!

Женщины обменялись красноречивыми взглядами. Кончик длинногоноса сестры Хопкинс подрагивал от приятного возбуждения.

– Льюис… Льюис, – задумчиво проговорила она. – Любопытно… Унас тут вроде бы никого нет с таким именем.

– Ну это, видимо, очень давняя история, дорогуша, –предположила О’Брайен.

– Ну конечно. Я ведь здесь всего два года. Интересно,интересно…

– Очень красивый мужчина, – снова повторила сестра О’Брайен,– похож на кавалерийского офицера!

Сестра Хопкинс, прихлебывая чай, произнесла:

– Это очень любопытно.

– Может, они в юности любили друг друга, а жестокий отец ихразлучил… – с надеждой произнесла склонная к романтизму сестра О’Брайен.

– А может быть, его убили на войне… – глубоко вздохнув,предположила сестра Хопкинс.

Только сестра Хопкинс, приятно взбудораженная романтическимидогадками О’Брайен, наконец покинула дом, как ее нагнала выбежавшая вслед заней Мэри Джерард.

– Можно мне прогуляться вместе с вами до деревни, сестрица?

– Конечно, моя дорогая.

– Мне нужно поговорить с вами, – чуть задыхаясь, произнеслаМэри. – Меня так все беспокоит.

Женщина участливо на нее взглянула.

Мэри Джерард исполнился двадцать один год, и она былаочаровательным созданием, напоминавшим своим хрупким обликом дикую розу:длинная нежная шея, бледно-золотистые волосы, мягкими волнами лежавшие наточеной головке, и ясные небесно-голубые глаза.

– А что случилось? – спросила сестра Хопкинс.

– Понимаете, время идет, а я до сих пор ничего не делаю!

– Ну это вы всегда успеете, – сухо проговорила сестраХопкинс.

– Да, но это меня так… так огорчает. Миссис Уэлман былаудивительно добра ко мне, оплатив такое дорогое обучение. Я чувствую, чтотеперь должна сама зарабатывать себе на жизнь. Мне необходимо получитькакую-нибудь профессию.

Сестра Хопкинс сочувственно кивнула.

– Мне нужно работать, иначе зачем было столько учиться, –продолжала Мэри. – Я старалась… старалась объяснить, что я чувствую, миссисУэлман, но… это так трудно… она, по-моему, не понимает меня. Она постоянноговорит, что у меня впереди еще много времени.