– Мэри…

Девушка живо обернулась.

– О, вы проснулись, миссис Уэлман.

– Да, я давно уже не сплю…

– Ах, миссис Уэлман, я не знала. Я бы…

– Ничего, все хорошо, – успокоила ее старая леди. – Ядумала… много о чем думала…

– И о чем же, миссис Уэлман?

Участливый взгляд и искренний интерес, звучавший в голоседевушки, смягчили выражение тревоги на старом, изнуренном болезнью лице. ЛораУэлман ласково сказала:

– Я очень тебя люблю, дорогая. Ты очень добра ко мне.

– Ах, миссис Уэлман, это вы так добры ко мне. Не знаю, чтобы я делала, не будь вас! Вы дали мне буквально все.

– Не знаю… не знаю… я не уверена, что… – Больная беспокойнозашевелилась, ее правая рука дернулась, левая оставалась неподвижной ибезжизненной. – Стараешься сделать как лучше, но так трудно разобраться, что жена самом деле лучше, что правильнее. Я всегда была слишком самоуверенна…

– О нет, – возразила Мэри Джерард. – Я убеждена, что вывсегда точно знаете, как лучше и правильнее поступить.

Но Лора Уэлман лишь покачала головой.

– Нет-нет. И это не дает мне покоя. У меня всегда былнеискоренимый недостаток, Мэри: гордость. Гордость может обернуться злом. А онау нашей семьи в крови. У Элинор тоже.

– Чудесно, что они с мистером Родериком надумали приехать, –с воодушевлением сказала Мэри. – Вам будет повеселее. Они уже давно вас ненавещали.

– Они хорошие, очень хорошие дети, – мягко проговориламиссис Уэлман. – И оба любят меня. Я знаю – стоит мне их позвать, они тут жепримчатся. Но не хочется слишком часто их беспокоить. Они молоды и счастливы –перед ними весь мир. Им пока вовсе ни к чему видеть разрушение и страдание.

– Уверена, что они ни о чем таком не думают, – возразилаМэри.

Но миссис Уэлман продолжала говорить, вероятно, больше длясебя, чем для девушки:

– Я всегда надеялась, что они поженятся. Но чтобы намекнутьим на это – боже упаси! У молодых так развит дух противоречия! Это лишьотпугнуло бы их друг от друга. Давным-давно, когда они были еще детьми, мнепоказалось, что сердце Элинор отдано Родди. Но в отношении его я не вполнеуверена. Он человек непростой. Генри был похож на него – очень сдержанный иразборчивый… Да, Генри… – Она задумалась, вспоминая покойного мужа. Потомпрошептала: – Как давно… как давно это было… Мы были женаты всего пять лет. Онумер от двустороннего воспаления легких… Мы были счастливы – да, оченьсчастливы, но мне почему-то оно кажется каким-то ненастоящим, это наше счастье.Я была довольно эксцентричной и не очень развитой девушкой – всерьез бредилавсякими идеалами и героями. Витала в облаках…

– Вы, должно быть, чувствовали себя очень одинокой – потом?– тихо спросила Мэри.

– Потом? О да – ужасно одинокой. Мне было двадцать шестьлет… а теперь перевалило за шестьдесят. Сколько времени прошло, дорогая…сколько лет… – Внезапно она резко добавила: – А теперь еще вот это!

– Ваша болезнь?

– Ну да. Именно удара я всегда боялась. Это так унизительно!Купают, одевают – словно младенца! Абсолютная беспомощность. Это меня бесит.О’Брайен – женщина очень добродушная, ничего не скажешь. Она не сердится, когдая на нее покрикиваю, и не глупее большинства сиделок. Но когда рядом со мнойты, Мэри, – совсем другое дело!

– Правда? – Щеки девушки зарделись. – Я… я так рада, миссисУэлман.

Лора Уэлман пристально на нее посмотрела:

– Ты ведь беспокоишься о своем будущем, верно? Предоставьэто мне, дорогая. Я позабочусь о том, чтобы ты могла встать на ноги и получитьпрофессию. Но чуточку еще потерпи – для меня так много значит твое участие.

– О, миссис Уэлман, конечно, конечно! Я не оставлю вас ни зачто! Если только вы хотите, чтобы я была с вами…

– Очень хочу… – Голос больной стал необыкновенно глубоким ипроникновенным. – Ты… ты для меня все равно что дочь, Мэри. На моих глазах тывыросла и превратилась из крохотной малышки в красивую девушку. Я горжусьтобой, дитя мое. И надеюсь, что то, что я для тебя сделала, действительнопоможет тебе в жизни.

– Если вы думаете, что ваша доброта и… и моя учеба… ну, недля таких, как я… – сбивчиво заговорила Мэри, – если вы думаете, что янедовольна или… или… из-за этого у меня появились замашки избалованной барышни– это так папа говорит… то это неправда. Я так вам благодарна за все. А то, чтоя хочу скорей начать зарабатывать на жизнь… просто я и так слишком многим вамобязана. И мне не хочется, чтобы кто-либо думал, будто я приживалка.

– Так вот что Джерард вколачивает тебе в голову? – внезапноперебила девушку Лора Уэлман, и в голосе ее послышались резкие нотки. – Необращай внимания на своего отца, Мэри. Никто никогда не смел и впредь непосмеет упрекнуть тебя в том, что ты живешь за мой счет! Это я сама прошу тебяеще ненадолго здесь остаться. Скоро все кончится… Будь моя воля, моя жизньзакончилась бы хоть сию минуту, и никакой тебе мороки с сиделками и докторами.

– О нет, миссис Уэлман! Доктор Лорд говорит, что вы можетепрожить еще не один год.

– Вот уж спасибо, обрадовал! Я на днях сказала ему, что впорядочном цивилизованном государстве достаточно было бы только намекнутьврачу, и он прикончил бы меня с помощью какого-нибудь лекарства – совершеннобезболезненно. «Будь у вас хоть капля смелости, – сказала я ему, – вы бы ужкак-нибудь сделали это!»

– О! И что же он ответил? – испуганно спросила Мэри.

– Этот молодой человек весьма непочтительно усмехнулся изаявил, что не желает болтаться на виселице. И при этом добавил: «Вот если бывы мне завещали все свои деньги, тогда я, возможно, и рискнул бы». Каков нахал!И все же этот юнец мне нравится. Его визиты помогают мне больше, чем все еголекарства.

– Да, он очень симпатичный, – согласилась Мэри. – СестраО’Брайен чуть ли не влюблена в него, да и сестра Хопкинс тоже.

– Хопкинс в ее возрасте пора бы быть поумнее, – заметиламиссис Уэлман. – Ну а сестра О’Брайен только и может, что глупо улыбаться ибормотать: «О, доктор!» – стоит ему к ней приблизиться. Ну просто вся млеет.

– Бедная сестра О’Брайен!

– Она, в общем-то, женщина неплохая, – снисходительнопризнала миссис Уэлман, – просто меня раздражают все сиделки. Они почему-товсегда уверены, что вы мечтаете о «чашечке чаю», причем в пять утра! – Оназамолчала, прислушиваясь. – Что там? Кажется, машина подъехала?