Ипподром Акведук, Куинс, Нью-Йорк

– Я хочу тебя.

Доктор Мануэль Манелло повернул голову вправо и посмотрел наобратившуюся к нему женщину. Едва ли первый раз он слышал подобную комбинациюслов, и губы, их произносившие, были накачаны достаточным количеством силикона,чтобы обеспечить хорошие ласки. И все же, он удивился.

Кэндес Хансон улыбнулась ему, поправляя шляпку в стилеДжекки О. рукой с идеальным маникюром.По всей видимости, она решила, что сочетание манер леди и похабных словечекбыло соблазнительно… может, для некоторых мужчин.

Черт, в другой период своей жизни он бы принял еепредложение, следуя теории «А почему бы и нет?». Сейчас? Запишите под грифом«Скорее нет».

Не замечая отсутствие энтузиазма с его стороны, онанаклонилась вперед, демонстрируя грудь, которая не столько противоречилазаконам гравитации, сколько показывала ей средней палец и оскорбляла ее мамочку,помочившись перед этим на туфли.

– И я знаю, куда мы можем пойти.

Еще как знает.

– Гонка вот-вот начнется.

Она надула губки. А может, они просто оттопыривались послеинъекции силикона. Боже, лет десять назад возможно у нее было свежее лицо; ногоды наложили отпечаток отчаяния… наряду с нормальным процессом старения,сопровождающимся появлением морщинок, с которыми она, несомненно, боролась акибоксер.

– Тогда после.

Мэнни отвернулся, не удостоив ее ответом, гадая, как онаумудрилась попасть в секцию владельцев. Наверное, рада была вырваться изпаддока … и, без сомнений, Кэндесне в первую пролезать туда, куда ей вход заказан: Кэндес принадлежала к томуманхэттеновскому типу женщин, которых от проституции отделяет лишь отсутствиесутенера. Она напоминала надоедливую осу… игнорируй шум, и она приземлится начто-нибудь другое.

Кого-нибудь другого, точнее говоря.

Подняв руку, не позволяя ей приблизиться ни на дюйм, Мэнниоперся на перила, ожидая, когда его девочку выведут на скаковой круг. Она прогуливаласьснаружи, и Мэнни не имел ничего против: его лошадь предпочитала держатсяособняком от собратьев, и некоторая дистанция никогда не заботила ее.

Акведук в Куинсе, Нью-Йорк, – конный клуб не стольпрестижного уровня, как например в Бельмонте или Пимлико,не сравнится он и с почтенной матерью всех ипподромов – Черчилл-Даунс. Однако, он не был итретьесортным заведением. Ипподром растянулся на добрых две мили, здесь были иполный, и сокращенный скаковые круги. Общая вместимость – девяносто тысяч. Едабыла не айс, но сюда приходили не для того, чтобы набить желудок. К тому же здесьчасто проводились большие скачки, например, как сегодня: денежный фонд «ВудМемориал» составлял 750,000 $, и так как соревнование проводилось в апреле, онослужило хорошим подспорьем для кандидатов на «Тройную корону»…

О, да, вот она. Вот его девочка.

Когда Мэнни уставился на ГлориГлориАллилуйа, для негоисчезли шум толпы, яркий солнечный свет и другие лошади. Он видел лишь великолепнуючерную кобылу, ее шерстка ловила блики и мерцала, она перебирала своими тонкиминогами, хрупкие копыта отрывались от земли и снова опускались на нее. С ееростом в почти семнадцать кистей, жокей восседал на ее спине, словно сухойкренделек, и такая разница в размерах показывала разделение власти. С первогоже дня тренировок она ясно дала понять, что не станет бунтовать противнадоедливого человечишки на спине из чистого любопытства. Заправляла всем она.

Ее доминантный темперамент уже стоил Мэнни двух тренеров.Что с третьим? Парень выглядел немного расстроенным, но в нем говорило желаниеуправлять, затоптанное ее копытами до смерти: выступления Глори былиневероятны… жокей просто не имел к ним никакого отношения. И Мэнни не волновалоприжатые яйца этого парня, который зарабатывал на жизнь, командуя лошадьми. Егодевочка была бойцом, она знала что делает, и Мэнни был не против, чтобыотпустить ее на волю и наблюдать, как она предается соревнованию.   

Не отрывая от нее взгляда, Мэнни вспомнил придурка, укоторого купил Глори чуть больше года назад. Учитывая ее родословную, двадцатьштук – это почти халява, но ему также повезло с ее темпераментом и тем фактом,что не было ясно, сможет ли она получить пропуск на скачки. Она была стольнепослушна, что могла прозябать в стойле… или хуже – превратиться в собачийкорм.

Но он не прогадал. Если отпустить поводья, предоставить ейвозможность все контролировать, кобыла выступала изумительно.

Когда состав участников оказался у ворот, некоторые кониначали бить по ним копытами, но его детка пребывала в стальном спокойствии,будто знала, что было бесполезно тратить энергию на эти выделывания передигрой. И Мэнни на самом деле любил гандикап,несмотря на поул-позицию, ведьжокей на спине Глори был звездой: он точно знал, как управляться с ней, и,следовательно, был более ответственным за успех, чем тренеры. Его стратегия поотношению к кобыле была такова: убедиться, что она видит лучшие направления,потом позволить ей выбрать и – вперед.

Мэнни поднялся на ноги и схватил окрашенные железные перилаперед ним, присоединяясь к толпе, когда та подскочила с кресел, доставаябесчисленное количество биноклей.  Его сердце начало гулко биться, чему оннесказанно обрадовался: вне тренажерного зала его биение держалось чересчурнизкого уровня. Он жил в ужасающем оцепенении на протяжении последнего года, иможет, поэтому черная кобыла была так важна для него.

Может, она – все, что у него осталось.

Но он не станет об этом думать.

У ворот возникла суета в духе «давай же, двигай»: когдапытаешься затолкать нервных лошадей с ногами тонкими, словно зубочистки, инадпочечными железами, сигналящими будто гаубицы, в крошечные металлическиестойла, не станешь тратить время впустую. Примерно через минуту ограничилидоступ на поле, а работники ипподрома вовсю улепетывали к ограждениям.

Одно мгновение.

Звонок

Бах!

Врата открылись под рев толпы, и лошади ринулись вперед,будто вылетели из пушек. Условия были идеальными. Сухо. Прохладно. Скаковойкруг был легким.

Не то, чтобы его девочку это волновало. Она побежит позыбучим пескам, если придется.

Чистопородные пронеслись мимо, коллективный топот копытвкупе с неистовым голосом комментатора довели возбуждение трибун до уровняэкстаза. Мэнни же оставался предельно спокойным, не выпуская перила из рук, он неотрывал взгляд от поля, когда лошади табуном переплетенных  хвостов завернулиза первый угол.

Широкий экран показал ему все, что он должен был увидеть.Его кобыла шла второй с конца, она бежала вприпрыжку, в  то время как остальныеживотные неслись на полном ходу… черт, она даже шею вытянула без напряжения.Однако ее жокей делал свою работу, держа Глори подальше от ограждений,предоставив ей выбор – бежать на отдаленном краю табуна или же устремиться всамую гущу, когда она будет готова.