О, восхитительная затяжка.

Прислонившись к стене, он утвердился тяжелыми ботинками налинолеуме и закурил. Отрава не особо вылечила его поганое настроение, нонемного отвлекла от адской рефлексии, которой он съедал себя последние двачаса. Натянув перчатку на руку, ему захотелось использовать свой «дар» иподжечь что-нибудь, что угодно…

С его близняшкой, по другую сторону стены? Лежащей вбольничной койке… парализованной?

Господи Иисусе… прожить три сотни лет и узнать осуществовании родной сестры.

Отличный ход, мамуля. Охрененный просто.

Он полагал, что уже миновал проблемы со своими родителями.Но, опять же, один из них давно спокойно почивал. Если Дева-Летописецапоследует примеру Бладлеттера и откинется, Вишесу стало бы мило и сладко надуше.

Учитывая положение вещей, этот эксклюзив с шестой страницы,вкупе с сумасбродной затеей Джейн отправиться в одиночку в человеческий мир,делал его…

Ага, не описать словами.

Вишес достал мобильный. Проверил его. Убрал обратно в карманкожаных штанов.

Черт возьми, это так типично для нее. Джейн сосредотачиваласьна чем-то, и все, хоть жалуйся на нее президенту. Ничего более не имело значение.

Не то, чтобы он иначе относился к делу, но в подобныхситуациях он бы оценил хоть толику новостей.

Долбаное солнце. Удерживало его в четырех стенах. По крайнеймере, отправься он со своей шеллан, «великому» Мануэлю Манэлло не представилосьбы и возможности сказать «ну, я даже не знаааю». Ви просто бы вырубил ублюдка,закинул его тушу в Эскалейд и привез бы эти талантливые руки к Пэйн для операции.

По мнению Вишеса, свободная воля была привилегией, а неправом.

Когда он достиг конца самокрутки, затушил окурок о подошву ботинкаи бросил в ведро. Захотелось выпить, смертельно… причем, не соды и не воды.Пол-ящика Грей Гуза лишь слегка притупят чувства, но существовала вероятность,что ему придется ассистировать при операции, поэтому он должен быть трезв, какстеклышко.

Возвращаясь в смотровую комнату, плечи Вишеса былинапряжены, его гланды крепко сжались, и на долю секунды он не знал, сколько ещесможет вынести. Лишь одна вещь гарантированно пошлет его в нокаут – очереднойфинт его мамаши, и было сложно узнать что-то более ужасное, чем эта ложь номеродин.

Проблема в том, что жизнь не приходит с механизмом наклона,встроенным по умолчанию, с целью остановить игру, когда твой автомат для игры впинбол становится слишком неустойчивым.

– Вишес?

Он быстро закрыл глаза, услышав этот тихий, низкий голос.

 – Да, Пэйн. – Перейдя на Древний Язык, он закончил, – Это я.

Он вышел в центр комнаты, решив примоститься на крутящемсястуле у каталки. Растянувшаяся под несколькими одеялами, Пэйн была обездвижена,шейный корсет растянулся от ее подбородка до ключицы. Внутривенный катетерсоединял ее руку с мешочком, висящем на стойке из нержавеющей стали, чуть нижерасполагалась трубка, именно к ней был прикреплен установленный Еленой катетер.

Несмотря на то, что выложенная плиткой комната была вычищенадо блеска, и оборудование с медикаментами пугали так же, как чашки и соусницына кухне, Вишес чувствовал себя так, будто они пребывали в грязной берлоге,окруженные сворой медведей гризли.

Было бы лучше, если бы он смог выйти наружу и прикончить тусволочь, которая довела Пэйн до подобного состояния. Загвоздка в том… что тогдаон должен будет завалить Рофа, но это было бы чрезвычайно возмутительно. Огромныйублюдок был не просто королем, но и братом Вишеса… наряду с маленькой деталью отом, что сюда Пэйн попала из-за согласованных между ей и королем действий.Устраиваемые последние два месяца сеансы спарринга поддерживали их в оптимальнойформе… и, конечно же, Роф понятия не имел, с кем сражался по причине своейслепоты. Что это была женщина? Ну, да. Бои происходили на Другой Стороне, накоторую запрещен доступ мужчинам. Но отсутствие зрения у короля означало, чтоон упускал то, на что пялился Ви и все, кто входил в эту комнату: длиннаячерная коса Пэйн была того же цвета, что и волосы Ви, ее кожа была того жекоричневого оттенка, и она была сложена подобно ему – высокая, стройная,сильная. Но глаза… черт, ее глаза.

Ви потер лицо. Их отец, Бладлеттер, заделал бесчисленноечисло бастардов прежде, чем погиб в схватке с лессерами давным-давно в СтаромСвете. Но Ви даже представить не мог, что у него есть родственница.

Пэйн была другой. У них была одна мать, причем отнюдь не дражайшаямамэн. А Дева-Летописеца. Прародительница всей расы.

Дрянь, вот кто она.

Взгляд Пэйн переместился на Ви, и он перестал дышать. Нанего смотрели бриллиантовые радужные оболочки, такие же, как у него, атемно-синюю окаемку вокруг них он каждую ночь видел в зеркале. Ум… интеллект,таящийся в этих арктических глубинах, был того же рода, что и у него.

– Я ничего не чувствую, – сказала Пэйн.

– Я знаю. – Качая головой, он повторил, – Знаю.

Ее рот дернулся, будто при иных обстоятельствах она моглаулыбнуться.

– Ты можешь говорить на любом языке, котором пожелаешь, –сказал она на английском с акцентом. – Я свободно говорю на… многих.

Как и он. И значит, Вишес не мог сформулировать ответ аж нашестнадцати языках мира. Он потрясающий умник.

– Есть известия… от твоей шеллан? – запинаясь, спросила она.

– Нет. Еще болеутоляющего?

Ее голос был слабее, чем перед его выходом в коридор.

– Нет, спасибо. Они заставляют меня… чувствовать себястранно.

Потом последовала длинная пауза.

Которая становилась еще длиннее.

И длиннее.

Господи, может, он должен был взять ее за руку… все-таки,она чувствовала тело выше талии. Да, но что он мог предложить ей в этом плане?Его левая рука дрожала, а правая несла смерть.

– Вишес, время не…

Когда его сестра замолчала, он закончил предложение просебя: «…на нашей стороне».

Черт, он хочет, чтобы это оказалось неправдой. Когда делокасалось повреждений позвоночника, как и в случае с сердечными приступами и ударами,шансы становились все меньше с каждой уходящей минутой, в которую пациенту неоказывалась помощь.

Человеческому хирургу лучше оказаться таким выдающимся,каким его рекламирует Джейн.

– Вишес?

– Да?

– Ты жалеешь, что я пришла сюда?

Он нахмурился.

– Ты что такое говоришь? Конечно же, я хочу, чтобы ты быларядом.

Начав притоптывать ногой, он задался вопросом, как скоро емупотребуется следующая сигарета. Он просто не мог дышать, сидя здесь, не былспособен делать что-либо, пока его сестра страдала, к тому же его мозг разрываливопросы. На его макушке сидели тысячи «как?» и «почему?», но он не мог задатьих. Пэйн выглядела так, будто в любой момент могла впасть в кому отиспытываемой боли, так что сейчас не самое удачное время для kaffeeklatsch.