Но почему же они ждали, неизвестные охотники? А может, и неждали вовсе. Может, как раз старательно искали — способами, не имевшими ничегообщего с обычным полицейским сыском. Или — эта мысль была Сварогу особеннонеприятна, но могла оказаться святой истиной — попросту ждали прибытия кого-тотакого, чего-то такого, способного обнаружить дичь быстро и безошибочно. А вигре — не только король, но и государство Горрот. Вряд ли покойный сластолюбецСенгал был единственным высокопоставленным равенцем, ишачащим на Горрот, а то,что против Сварога применили слабое оружие, ничего не значит. Вернее всего,люди горротского короля Стахора приняли поначалу убийц Сенгала за обычныхместных интриганов, почему и устроили рассчитанное на дешевый эффект «явлениепризрака». А потом обнаружили свою ошибку…

Загадочные поджигательницы, не хуже чем напалмомуничтожившие гостиницу тетки Чари и хижину бабки-гусятницы, живые факелы,таинственным образом исчезавшие с пожарища, свидетельствовали, что игра пошлапо крупной и кое-кто не боится рассекретить свои последние достижения. Сварогне видел фигур противника, вообще не представлял, кто против него играет и накакие новые ходы способны эти фигуры. Правда, его пока тоже потеряли из виду,но от этого не легче. Он заперт в Равене. Без связи с Гаудином, затеявшим всюэту авантюру, без возможности призвать на помощь имперские силы… Полнаяавтономка, короче говоря. А та, из-за которой вся буча и началась, чей двойник,порождение черных сил, сейчас восседает на троне рядом с королем, Делия, так еечерез так, Ронерская, преспокойно позирует какому-то нищему халтурщику и в усне дует…

Сварог попытался унять глухое раздражение. Надо думатьздраво.

И он, и Мара в состоянии отвести глаза любому — но там, гделюдей много, где расположились караулы и оцепления, любой, стоящий в отдалении,обязательно заметит беглецов. К тому же Делия отводить глаза не умеет, а безнее бежать бессмысленно. Нет, все-таки идиотская штука эта магия с тысячамиоговорок, строгих правил, непременных условий и прочих поправок к конституции.Где хваленое всемогущество магов? Впрочем, легенды вряд ли врут: просто ни одноремесло не терпит самоучек и торопыг, овладение серьезной магией, как любоемастерство или изящное искусство, требует долгих лет и упорных трудов…

Мир, ты всех нас убиваешь,

так хоть было б в этой бойне

чем платиться.

Но таким ты пребываешь,

что отрадней и достойней

распроститься

С этой жизнью многотрудной,

для утрат нам отведенной

и пустою,

безутешной и безлюдной,

и настолько обойденной

добротою…

Как бы там ни было, герцог Орк здесь ни при чем. Равенскийазартный народ не обманул ожиданий Сварога. Когда слухи о кознях горротцев иОрка, укравших загадку головоломки, в должной степени овладели должнымколичеством умов, бомба взорвалась. Ярость усугублялась тем, что каждый, тщетноломавший голову над разгадкой, чувствовал себя обворованным…

Железная ограда вокруг горротского посольства устояла, новорота вылетели, и, прежде чем прискакала королевская конница, ни одного целогостекла в посольстве не осталось. Поджечь его, правда, не успели, однакопарадную дверь из резного красного дерева привели в жалкое состояние. Зато отособняка Орка остались лишь обгорелые стены. Впервые в жизни Орку пришлосьпозорно бежать и скрыться в резиденции наместника императрицы, каковой,несомненно, будучи не в восторге от такого гостя, побыстрее отослал его наверх,в вотчину ларов-небожителей.

Отогнанные от посольства разгоряченные равенцы еще паручасов рыскали по городу, выискивая горротцев и колошматя всех, кто имелнесчастье быть похожим на подданного Стахора. Потом на улицах появилисьразъезды лазоревых кирасир. Мрачные бородатые верзилы никого не учили жить и невоспитывали, они просто проезжали шагом с палашами наголо, строго поглядываяиз-под украшенных крыльями шлемов, однако горячие головы поняли их совершенноправильно и понемногу рассосались с проезжей части.

Кое-кого сцапала опомнившаяся полиция, кое-кого отходилиплетями, не арестовывая, но особых репрессий не последовало. Конгер умелвыпускать пар народного недовольства и терпел подобные массовые гулянья, покаони не заходили слишком далеко. Уже в тот же вечер по городу распространялипечатную прокламацию горротского посла, клявшегося, что его держава не имеетникакого отношения к покраже секрета головоломки и не намерена вмешиваться вовнутренние дела славного ронерского королевства, своего душевного соседа.Послу, разумеется, никто не верил, но общественное мнение пришло к уныломувыводу, что концов теперь все равно не найти. Газетка, всем давно известная какрупор полиции, громогласно заявила, что удивлена глупостью своих сограждан:секрет головоломки есть вещь совершенно нематериальная и украсть его простонемыслимо, ибо он остается при каждой головоломке. Это была чистейшая правда,но ей тоже не верили по двум причинам: во-первых, из-за репутации газетки, аво-вторых, всякому, не отыскавшему решения, не в пример приятнее было полагатьсебя обкраденной жертвой темных сил, нежели тупицей. В общем, переполох былзнатный, и Сварог окончательно укрепился в убеждении, что стал, учено говоря,важным фактором международной политики — вот только пользы от этого не былоникакой, кроме изгнания Орка…

Приходя в нее, мы плачем,

и горьки с ней расставанья

поневоле.

Путь наш муками оплачен,

долгий век — одно названье

долгой боли.

Смертным потом и слезами

достаются наши крохи

утешенья.

Но всегда приходят сами

и до гроба с нами вздохи

и лишенья…

«Господи, хоть бы переменил пластинку», — тоскливоподумал Сварог. Хотел даже посоветовать это Леверлину вслух, понятно, в болеепонятных этому веку и этому миру терминах, но удержался. К поэтам и художникамон относился с толикой суеверного уважения — потому что они умели то, чего онне умел и никогда не будет уметь. Быть может, сотни лет спустя Леверлин станетдля нынешнего столетия кем-то вроде здешнего Шекспира. Любое столетие и любоеобщество обожают покойные таланты. Бумаги графа Асверуса продаются сейчас навес алмазов — и, по слухам, кто-то из архивистов Багряной Палаты обогатилсянесказанно… Возможно, лет триста спустя почтенные седовласые леверлиноведыбудут паразитировать на его творческом наследии, скрупулезно подсчитывая,сколько раз Леверлин употребил слова «любовь» и «печаль», спорить, следует лисчитать точку на семьдесят пятой странице, седьмая строка сверху,непроставленным восклицательным знаком или сие есть мушиная какашка. И появитсятолстенный труд, доказывающий, что авторы десяти предыдущих фолиантовзаблуждались, что ночь с семнадцатого на восемнадцатое Датуша Леверлин провелне в трактире «Золотой кот», а под арестом за драку с пожарными. Чем черт нешутит, появятся еще и костюмные фильмы с душещипательными романами, и все этобудет сплошное вранье от чистого сердца, романтики ради. А к кондитерской РитыГей будут водить туристов, и в примечаниях к пятому тому мелким шрифтом будетупомянут некий барон Готар (он же Гомар или Потар, в точности неизвестно, см.шестой том). Этак, чего доброго, и сам, ничуть на себя не похожий, угодишь висторический многосерийный боевик… Да и обидеться может верный товарищЛеверлин. Еще, чего доброго, на дуэль вызовет. А это уже называется моральноеразложение, ежели подчиненный вызывает командира на дуэль.