— Да гроза уж полдня как прошла, Виктор Семеныч, — пропела заведующая. — Это у вас само по себе скачет. Надо провериться.

— Проверяйся, не проверяйся… Ну, как тут у вас, порядок? Пойдем, красавица, мы с тобой в тот раз не договорили.

— Карин, организуй кофе, — вполголоса скомандовала заведующая, пропуская в свой кабинет участкового.

— Без кофеина и без сахара! — громко добавил Барбос, не оборачиваясь.

Дверь за ними закрылась. Карина послушно отправилась в закуток, выполняющий роль кухни, и оттуда послышалось, как звякает ложечка о стеклянную банку. Через минуту девушка появилась с пластмассовым стаканчиком в руках, налила в него горячую воду из автомата и проскользнула в кабинет.

Проблема чая и еды была решена в «Шпильке» по принципу «Максимум комфорта — минимум усилий». Здесь не было даже электрического чайника, без которого не обходится ни одно уважающее себя рабочее место, зато имелась микроволновка. Кофе растворимый, чай в пакетиках, посуда одноразовая. Кипяток наливался из автомата с горячей и холодной водой, которым могли также пользоваться клиенты. Все было организовано так, чтобы сотрудники не тратили лишнего времени на приготовление еды и питья и могли всецело отдаваться работе.

Лене это сперва показалось странным, потому что работы в салоне было не так уж много. Но Карина, имеющая некоторое отношение к владельцам «Шпильки», рассказала, что заведение открывалось с очень дальним прицелом. Во-первых, чтобы забить место, потому что хозяева хотели создать сеть эксклюзивных салонов и распространить ее по всей Москве. А во-вторых, в расчете на клиентуру из двух больших элитных домов, которые еще только строятся через дорогу, рядом с торговым центром. Потому здесь высокие цены и дорогой дизайн, и работают такие квалифицированные мастера, как Любочка и Наташа — их переманили из центральных салонов. А Марина Станиславовна — она просто суперменеджер в парикмахерском деле, таких на всю Москву — единицы. «Так что тебе повезло, — важно добавила Карина. — Максимум через год здесь будут очереди на недели вперед и такие заработки, что подруги обзавидуются. А пока есть время, набирайся опыта, учись».

И Лена училась — главным образом у Карины, которая объяснила ей в первый же день: «Чем ты мажешь клиенток и как делаешь массаж — это дело десятое. Хорошей косметики полно, массажировать почти все умеют. Человек запомнит не качество крема, а то, какая ты милая и внимательная, и только из-за этого будет считать тебя классным косметологом. И так везде — стрижешь ты или чинишь унитазы. Если тебе жалко лишний раз улыбнуться, то в сервис лучше не соваться».

Лене не было жалко, но у нее еще не выработалась привычка так радужно и безостановочно улыбаться, так ласково убалтывать клиентов, как это получалось у Карины. В училище ничего подобного не проходили. И вообще, она с детства привыкла слышать, что смех без причины — «оч-чень нехороший признак», как любил повторять их учитель физкультуры. И беспричинные улыбки относились туда же, к тем же признакам. У них в школе училась девушка, которая мечтала стать то ли моделью, то ли манекенщицей и потому каждую минуту улыбалась без всякого повода, показывая все тридцать два белоснежных зуба. Лена была тогда еще совсем малявкой, и они бегали на этаж к старшеклассникам, чтобы посмотреть, как эта красавица улыбается во весь рот, и похихикать, покрутить пальцем у лба за ее спиной. У той девушки еще прозвище было — «Колгейт».

Теперь-то Лена понимает, что вовсе не белозубая Колгейт, а они, смешливые пятиклассницы, вели себя как маленькие дурочки. А та девушка была абсолютно права, и если она не стала моделью, то все равно добилась в жизни успеха, потому что уметь улыбаться людям просто так, без причины — редкое, неоценимое достоинство. Вообще, когда Лена выросла, все оказалось устроено совсем не так, как она считала раньше. Очень жаль, что мама и папа толком ничему полезному ее не научили. Хорошему — да, а вот полезному… Хорошо хоть, в салоне у нее такие опытные наставники и есть время чему-то научиться до того, как она начнет жить по-настоящему. Хотя бы улыбаться.

Карина вышла из кабинета заведующей, не успев погасить приветливую улыбку, которая обычно предназначалась посетителям, а теперь, очевидно, адресовалась Барабасу. Улыбнулась еще лучезарнее — улыбкой для своих. И развела руками: ничего не знаю.

«Скажет?» — взглядом спросила Лена у Любочки. Та покачала головой — не скажет.

— Я с Мариной восемь лет работаю, — произнесла она вслух. — Еще этого салона не было, мы с ней на Садовой вместе начинали. Всегда она из себя строила ба-альшую начальницу, все хотела стервой казаться. А в душе она — отличная баба, только боится, что кто-то это поймет и перестанет ее уважать. Глупо, конечно. Я так думаю, лучше пусть любят, чем уважают, правда? Кому это уважение вообще нужно?.. А у Марины все закидоны оттого, что она одинокая — ни семьи, ни детей. Вот и считает, что ее никто любить все равно не будет и все это глупости, слюнтяйство. Зато она — начальник и забывать об этом не дает. Видишь, столько лет, а я с ней до сих пор на «вы». Но ничего. Ты с ней, главное, не зарубайся, и она тебя в обиду не даст.

Как всегда, визит участкового оказался недолгим. Барбос вразвалку вышел из кабинета, не успев даже допить кофе и на ходу прихлебывая из белого стаканчика. Марина Станиславовна семенила рядом, держа руку на рукаве милиционера и что-то нашептывая ему на ухо.

«Сказала! — разочарованно подумала Лена. — Плохо Любочка ее узнала за восемь-то лет. Теперь все…»

Еще недавно ей так нравилась размеренная, предсказуемая жизнь салона, где все четко и аккуратно, как флакончики на полке, как записи у Карины в тетрадке. А теперь она неожиданно для себя пожелала, чтобы непонятная, пугающая история с двойниками получила какое-то продолжение. Это ж надо, какие вещи случаются в обычной парикмахерской! А еще говорят — скучная работа!

Но теперь-то она точно останется скучной. Эх, Марина Станиславовна…

— А все-таки выяснить, в чем дело, должны мы, — объявила Любочка, когда колокольчик возвестил об уходе Барабаса. — Больше некому.

— Это почему это некому? — Марина Станиславовна остановилась на полдороги к своему кабинету, уперев руки в боки, как на базаре.

Ничего хорошего ее вид не предвещал, и девочки замерли в ожидании скандала. Наташа даже попыталась под креслом пихнуть подругу ногой, чтоб не выступала, но не дотянулась и чуть не потеряла равновесие. Любочка этой спасательной операции даже не заметила, она рвалась в бой.

— А вот потому. Если бы кто-то уже это выяснил, тот мужик не ходил бы сейчас по улицам и не косил под Вадим Григорьича. А раз он ходит и косит, значит, никто, кроме нас, ничего не заметил. А он тем временем еще кого-нибудь убьет.

— Тебя, например. И будет под тебя косить. Мы подумаем — Люба с новой прической пришла, а это, оказывается, Фантомас разбушевался! — поддразнила ее заведующая. — Ах да, вы же Фантомаса-то не знаете, молодежь…

— Фантомаса мы знаем, — буркнула Вика. — Недавно по телеку показывали с Жаном Марэ и этим, как его? Луи де Фюнесом. Только зря вы, Марина Станиславовна, смеетесь. Не смешно совсем. И лично я так думаю, что Люба права. Но что мы можем сделать, а, Люб? Лично я мимо темы. Говори, ты умная.