Поздно вечером Таня возвращалась из читальногозала, где вместе с Баб-Ягуном готовилась к ветеринарной магии. Ванька, сидевшийза соседним столом с учебником по снятию сглаза, лишь посмеивался и жевалсоломинку. Сегодня с утра он лично помог питекантропу отловить в лесу тридесятка гарпий, которых надо было вылечить от ожирения и сварливости. Взаключение же обязательной программы, что было совсем небезопасно, экзаменующимсяпредстояло подстричь гарпиям когти.

Поднимаясь по лестнице Большой Башни, Таняуслышала снаружи какой-то шум и выглянула в ближайшую бойницу.

На мощеном дворе она увидела Склепову, или,как Таня называла ее в последнее время, Склепшу. Склепова учила Горыню и Дубынюазбуке глухонемых. Усыня, самый тупой из троих, вообще не врубался, в чем дело.Он сидел рядом на земле, кусал ус и завидовал более сообразительным братьям.Потом встал, взял дубинку и молча врезал Дубыне по лбу. Дубыня не остался вдолгу, и дело завершилось грандиозной потасовкой, в которой, кроме богатырей,пострадала и одна из небольших башенок Тибидохса.

Склепова, предусмотрительно отбежавшая наполсотни метров, терпеливо стояла и ждала, пока Усыня, Горыня и Дубыняутихомирятся, чтобы продолжить обучение. Согласно замыслу Гробыни, богатыри вовремя экзамена должны были стоять на ближайшем холме и подсказывать ей,используя азбуку глухонемых. Великанам же в свою очередь должен был суфлироватьодолженный у Грызианы Припятской на недельку гном-переводчик. Этого гномаГробыня переименовала вначале в полиглота, затем в полиноса, потом и это ей непонравилось, и она называла его не иначе как Полироль Политурович.

Великаний телеграф как способ подсказки был,разумеется, крайне ненадежен. Склепова надеялась на него больше как наотвлекающий маневр. Неуклюжие богатыри наверняка наступят на ПолирольПолитурыча, а затем подерутся, споря, кто это сделал. Зато пока преподы будутих успокаивать, можно ухитриться сунуть за щеку жвачку, а предварительно нажвачке нацарапать руну красноречия.

Отойдя от бойницы, Таня продолжалаподниматься. Неожиданно из сумрака ниши навстречу ей кто-то шагнул и замер унее на пути. Таня отшатнулась.

– Татиана, а Татиана! Можно тебя наминуту? – спросил кто-то.

Таня узнала Шурасика. Ей стало досадно, чтоона испугалась.

– Всего на минуту? А ты успеешь? –машинально переспросила она и тотчас прикусила язычок. Бли.н! Это ж надо такогробыниться! С кем поведешься, от того и блох нахватаешься.

Глаза под очками-лупами укоризненно моргнули.«Вот уж деловая колбаса, которой пришла пора колбаситься!» – подумала Таня сраздражением.

– Дай мне взглянуть на твойперстень! – потребовал Шурасик.

– Зачем? Он слушается только меня. Ты всеравно не сможешь извлечь из него магию.

– Я и не собираюсь.

Пожав плечами, Таня с некоторым усилиемскрутила с пальца перстень и протянула его Шурасику.

Шурасик молча взял перстень Феофила Гроттера,повернулся к Тане спиной и куда-то решительно пошел. Таня удивленно побежаласледом, ощущая себя не то бобиком, которому надо бежать за хозяином, не тоавтомобилистом, у которого гаишник отнял права и теперь невесть зачем идет сними на середину перекрестка. Без перстня она была абсолютно беззащитна. Даже Искрисомфронтисом не смогла бы запустить, если бы потребовалось.

Как оказалось, Шурасик направлялся к бойнице.Подойдя к ней, он зачем-то посмотрел сквозь перстень на луну.

– Ага… Лунный диск меняет цвет… Так я идумал… Вопросов больше не имею, – пробурчал он и вернул перстень Тане.

– В чем дело? При чем тут луна? – сбеспокойством спросила Таня.

Шурасик ничего не ответил. Он таинственнопорылся в кармане, что-то извлек из него и показал Тане. Блеснуло серебро.

– Знаешь, что это такое?

– Чайная ложка? – спросила Таня снекоторым сомнением. Слишком уж очевиден был ответ.

Шурасик посмотрел на Таню взглядомпрактикующего психиатра, которому пациент сообщил, что по носу у него маршируютзеленые слоники.

– Формально говоря: да. Это действительночайная ложка. Не удивлюсь, если кто-то когда-то даже пытался размешивать еюсахар. Не к ночи его помянуть, а ко дню!

– И что же это такое?

– Да так, артефактик один простенький изколлекции профессора Клоппа… Отлит темным магом Гумбольтом Фортунатом в XVIвеке. Возьми ее в рот и подержи секунд пять.

– Я не отравлюсь?

– Нет. Эта ложка нейтрализует яды, еслиони есть. Зато если ядов по какой-то причине нет, то травит сама. Кроме того,она снимает необратимые сглазы. Опять же – если сглазов нет, ложка сглаживаетсама. Такая вот прививка от мнительности.

– Я что, тебе совсем надоела? Хочешь,чтобы она меня сглазила? – возмутилась Таня.

– Ты и так сглажена, Татиана! Причемкапитально! – сказал Шурасик хладнокровно. – В общем, хочешь верить –верь. Нет – спокойной ночи! Раз в жизни решил сделать доброе дело – и что, наколенях теперь тебя упрашивать?

Таня пристально посмотрела на Шурасика и,поняв, что он не шутит, вздохнула:

– Ладно, давай сюда свою ложку.

Едва она сунула ее в рот, ложка сильноразогрелась и обожгла ей язык. Тане показалось, что во рту у нее бурлитраскаленная лава. Она рванулась, пытаясь выплюнуть или вытащить ложку, ноШурасик притиснул ее к стене и схватил ложку за черенок.

Таня попыталась оттолкнуть его, но Шурасик был

сильнее.

– А-а-а! – завопила она, пытаясьпнуть его.

– Терпи, терпи! Еще немного! По-другомувсе равно нельзя! – крикнул Шурасик. – Три… четыре… пять! Все, можешьдоставать!

Шурасик отпустил Таню и предусмотрительноотступил на шаг. Таня выхватила изо рта ложку и хотела швырнуть ее, но внезапнозаметила, что блестящая ложка потемнела и на ней отпечаталось нечто вродесаламандры. Черное выжженное пятно копоти.

– Магия довольно серьезная. С тобой нецеремонятся! Дня через три ты стала бы страшной, как обезьяна! Причемнеобратимо. Хотя, на мой взгляд, обезьяны вполне симпатичны, – сказалШурасик.

– Откуда ты знаешь? Как ты вообще узнал,что я кем-то сглажена? – спросила Таня.

Шурасик издал звук: нечто между «хы» и «хэу»,но уж точно не «хю».