– А что тут сделаешь? Избавиться от таксысоблазн, конечно, большой, но что скажет Нинель? Надо сражаться! –произнес Дурнев.

Он извлек из шкафа шпагу и задумчиво потрогалпальцем, острая ли она.

– И на всякий случай, просто промеждупрочим! Имейте в виду: вампирское холодное оружие на рыб не действует! –поспешно крикнула из ванной щука.

Таня недоуменно смотрела на прядь светлыхволос, туго перевязанную тонкой лентой, некогда красной, но теперь выцветшей.Вот и все. Больше в свертке не было ничего: ни записки, не объяснений.

– Ого, последний привет из парикмахерской!Ну и чьи это космы? – поинтересовалась Склепова.

– Не знаю.

– И что тебе надо делать с этимимагическими патлами? Пустить их на паричок? Или это тонкий намек, что рыжейТаньке пора краситься? Сколько можно – с первого курса ни разу ничего с собойне учудить! Для меня и неделя с одним цветом волос нереально! Меня бы народ непонял, и человечество осудило! – рассуждала Гробыня.

– Склепова, утихомирься! Разве не тыподарила мне этот ящик? – заметил Ягун.

– Когда я дарила шкатулку, она былапустой, как твоя голова. Через год – я была уверена точно, там появитсякакая-нибудь гадость. А вот что там обнаружится через два-три года – я ипредставления не имела. Может, вовсе и не гадость, а нечто совершенноиное, – произнесла Гробыня.

Она еще некоторое время заинтересованноразглядывала прядь в руках у Тани, а затем, быстро выпалив: «Вшей хотя бы нет?И на том мерси. Дай взглянуть!» – попыталась выхватить у нее волосы.

Однако, как оказалось, это была не самаямудрая затея. Внезапно Гробыня завопила и отдернула пальцы. Таня с удивлениемобнаружила, что перстень Склеповой дымится. Похоже было, что его магия толькочто вошла в столкновение с другой магией и была побеждена.

– Если это не для меня, надо было словамисказать! Ненавижу эти хамовитые артефакты! – возмутилась Гробыня, дуя напальцы.

Пипа посмотрела на часы и демонстративнозевнула.

– Ну все! Уже три часа! – сказалаона решительно. – Кто как хочет, а я баю-бай! Всех лишних попрошу покинутьпомещение! Всех нелишних попрошу заглохнуть!

Ягун покосился на Пипу, осторожноподзеркаливая. Пространство вокруг дочки дяди Германа накалялось. Это быловерным признаком того, что Пипа раздражена и вот-вот может полыхнутьинтуитивной магией. Магия же эта обычно бывала такой силы, что даже ПоклепПоклепыч предпочитал особенно не доводить ее на своих уроках.

– Я как раз собирался сказать всем:спокойной ночи! Пока, Танька! – произнес Ягун и отчалил.

Пипа заснула почти сразу, Гробыня минут черездесять. Посмотрев на нее, Таня подумала, что во сне Склепова имеет мирный вид.Вполне можно было допустить, что когда-то в мире лопухоидов эту брутальнуюмолодую дамочку, которая теперь всерьез собиралась ставить на место Вия, звалиАнечкой и она гладила щекой пушистые варежки.

Таня некоторое время повертела странную прядьв руках, а затем, толком так и не поняв, что с ней делать и чего от нее ждать,сунула ее в одно из отделений футляра от контрабаса, предназначенное для мелкихпредметов. Феофил Гроттер, лично пошивший когда-то футляр из драконьей кожи,был очень деятельный и предусмотрительный старичок, любивший со вкусомустраивать свой быт.

– Felix qui potuit rerum cognoscerecausas [2], –скрипучим, но довольным голосом заявил Феофил.

Должно быть, он отслеживал все мысли, которыекасались его лично.

Вскоре Таня уже спала. Сон ее был прерывистыми беспокойным. Что-то неопределенное, но вязкое и неотступное тревожило ее. Восне она металась по кровати. То казалось ей, что она едет на верхней полке поездакуда-то далеко, спит и боится свалиться. То чудилось, что одеяло не одеялововсе, а ковер-самолет, который душит ее своими кистями. Уже под утро, вконецзаблудившись в своих кошмарах, Таня внезапно увидела золотистую нить, похожуюна нить Ариадны из магических мастерских на Лысой Горе. Нить пронизывала ее сони куда-то уводила.

Следуя за нитью, Таня во сне села на вагоннойполке и тотчас поняла, что сон завершился. Она была на своей кровати, вТибидохсе. В окно, лишенное Черных Штор, била луна.

* * *

Таня провела рукой по лицу и снова хотелалечь, но внезапно увидела, что лучи луны, странным образом сплетаясь взолотистую нить, ныряют под дверь. Это было так непривычно даже для мага,который по определению не должен ничему удивляться, что Таня поспешно встала,быстро оделась и последовала за нитью. Как нередко бывает при пробуждении нарассвете, сознание у нее было очень ясное, лишенное дневных сомнений и страхов.Иначе она, разумеется, задумалась бы, стоит ли идти неизвестно куда, следуя залунным светом.

Золотистая нить, висевшая в воздухе, вела покоридору мимо пустой в этот час общей гостиной и дальше, в тишину и ночь. Танярешила было, что нить указывает путь к Главной Лестнице, но нет. Миновавлестницу, нить некоторое время попетляла по редко посещаемым коридорам ЖилогоЭтажа, где, по слухам, находились замурованные двери нескольких давным-давнопроклятых комнат, а затем Таня увидела, что нить решительно сворачивает кстарой каменной вазе и, пройдя сквозь нее, исчезает в стене.

Покрутившись рядом, Таня хотела уже вернуться,ибо, в отличие от нити, у нее были проблемы с прохождением сквозь стены, новнезапно ее посетила простая и очевидная мысль.

Она подошла к каменной вазе и попыталасьсдвинуть ее. Массивная ваза отнеслась к ее стараниям с любознательным интересоммамонта, которого пытаются стащить с места и запинать два хомяка. Таня лишьвыпачкала ладони липкой пылью.

– Антиллум древнидис! Шляпа! –недовольно уронил перстень.

Несколько секунд Таня заторможенно размышляла,что это может означать, а затем сообразила. «Антиллум древнидис!» былозаклинание поиска секретных ходов, которое они когда-то давно проходили, нотолком она его так никогда и не использовала. Под словом же «шляпа» Феофил имелв виду… хм… ну, будем считать, что все же головной убор.

Таня на несколько секунд задумалась, отошла напару шагов, подняла перстень и, начертив руну, ибо одного заклинания в данномслучае было недостаточно, произнесла:

– Антиллум древнидис !