Она подошла к двери, и вдруг, словно кто-то включил мощныйпылесос — ее буквально втянуло в проем.

Я бросилась к выходу. Элен стояла на верхней ступеньке исквозь сбившиеся набок очки растерянно смотрела на нас. Но через секунду онапоправила очки и юбку, резко развернулась и направилась к лимузину.

— Это очень грубо с твоей стороны! — крикнула онана прощание. — И я обязательно доложу обо всем Этану!

Я насмешливо помахала ей рукой.

— Докладывай, — осмелела Мэллори. — И ещескажи, пусть катится куда подальше!

Элен обернулась ко мне, и ее глаза блеснули серебром.Сверхъестественным серебром.

— Ты этого не заслуживаешь, — бросила она.

— Меня никто не спросил, — возразила я и хлопнулатяжелой дубовой дверью, едва не сорвав ее с петель.

По асфальту прошуршали колеса отъезжавшего лимузина, ябессильно прислонилась спиной к двери и взглянула на Мэллори.

Она тоже не сводила с меня взгляда.

— Мне сказали, что ты одна шла по кампусу глубокойночью! — Она с нескрываемым раздражением шлепнула меня по руке. — Очем ты, черт побери, думала?!

Я поняла, что это ее реакция после пережитого беспокойства,вызванного моим долгим отсутствием. При мысли о том, что подруга меня ждала итревожилась, у меня перехватило горло.

— У меня было дело.

— Посреди ночи?!

— Я же сказала, что мне надо было кое-чтосделать! — Я возмущенно взмахнула руками. — Господи, Мэллори, это немоя вина! — У меня так задрожали колени, что пришлось пройти к дивану исесть. Долго сдерживаемые страх и гнев нахлынули с новой силой. Из глазбрызнули слезы, и я закрыла лицо руками. — Мэллори, я ни в чем невиновата, но все рухнуло: моя жизнь, учеба — все пропало!

Я почувствовала, как прогнулось рядом со мной сиденье диванаи на плечи легла рука подруги.

— О боже, мне так жаль, так жаль. Прости. Я с умасходила от страха, Мер. Я знаю, что это не твоя вина.

Она обнимала меня, пока я плакала, гладила по спине, когдаот рыданий началась икота, а я все никак не могла смириться, что перестала бытьчеловеком и моя жизнь разрушена.

Мы долго просидели так — я и моя лучшая подруга. Я зановопережила все, что могла вспомнить, — нападение, появление пары вампиров,холод и боль, головокружение и поездку в лимузине, а Мэллори слушала и подаваламне бумажные носовые платки.

Когда я выплакала все слезы, она осторожно отвела волосы смоего лица.

— Все будет хорошо, я тебе обещаю. Утром я позвоню вуниверситет. А если ты не сможешь вернуться… мы что-нибудь придумаем. А покапозвони-ка дедушке. Он будет рад услышать, что с тобой все в порядке.

Я покачала головой, не чувствуя себя готовой к этомуразговору. Я никогда не сомневалась, что дед любит меня, но тогда я былачеловеком. Не хотелось подвергать его любовь такому испытанию.

— Лучше я начну с родителей, — пообещала я. —Они ему сообщат.

— Трусиха, — обвинила меня Мэллори, но дальшеспорить не стала. — Я уверена, что мне позвонили из Дома, но с кем они ещеразговаривали, я не знаю. И объяснения были очень краткими. «На Мерит напалирядом с кампусом две ночи назад. Ради спасения ее жизни мы превратили ее ввампира. Сегодня ночью она вернется домой. После обращения она будет не слишкомхорошо себя чувствовать, так что, пожалуйста, будь дома и помоги ей пережитьэти критические часы. Спасибо». Честно говоря, можно было подумать, что говоритавтоответчик.

— Значит, этот Этан Салливан обычная дешевка, —сделала я вывод. — И это еще одна причина его недолюбливать.

— Твое превращение в ночного охотника за душами людейстоит в этом списке первым?

Я коротко кивнула:

— Да, это определенно главная причина. — Яповернулась и взглянула ей в лицо. — Они сделали меня похожей на них. Онэто сделал, Салливан.

Мэллори разочарованно вздохнула:

— Я понимаю. Но я тебе чертовски завидую.

Мэл изучала в университете паранормальные явления и, сколькоя ее знала, всегда интересовалась сверхъестественными тварями с клыками.

— Это я занимаюсь оккультизмом, — продолжала она,приложив ладонь к груди, — но из нас двух они обратили именно тебя, хотяты не интересуешься ничем, кроме литературы. Это в высшей степенинесправедливо. Хотя, — она окинула меня оценивающим взглядом, — тытеперь представляешь отличный материал для исследовательской работы.

Я фыркнула:

— Для какой исследовательской работы? Кто я теперь?

— Ты Мерит, — сказала она с убежденностью,согревшей мне сердце. — Но, как бы это сказать, Мерит-два. И я должнасказать, что Салливана нельзя назвать дешевкой. Твои туфельки явно от ДжиммиЧу,[1] а платье достойно самой изысканной коллекции. — Онаприщелкнула языком. — Тебя одели как топ-модель. И надо признать, тывыглядишь отлично, Мер.

«Все в мире относительно», — подумала я. Потом опустилавзгляд на платье для коктейлей, погладила рукой плотную черную ткань.

— Мэл, я нравилась себе такой, какой была. Мою жизньнельзя считать образцом совершенства, но я была счастлива.

— Я знаю, моя милая. Но может быть, тебе ещепонравится.

Я в этом сомневалась. Очень сильно.

Мои родители были чикагскими нуворишами.

Дедушка, Чак Мерит, тридцать четыре года прослужил в полициии вдоль и поперек исходил южные районы города, пока не перешел в следственныйотдел. В полицейском департаменте Чикаго о нем ходили легенды.

Хоть он и обеспечивал своему семейству средний уровеньжизни, порой им приходилось туго. Моя бабушка выросла в богатой семье, ноотказалась от наследства своего преуспевающего и богатого отца. Это решение онаприняла самостоятельно, но мой отец нередко обвинял деда в том, что вырос не втакой роскоши, которую мог бы иметь. Он вообразил, что его предали, инеобходимость жить на скромное жалованье полицейского так его раздражала, чтоотец поставил себе единственной целью накопить как можно больше денег.

И весьма в этом преуспел.

«Мерит пропертиз», как называлась компания отца, владела иуправляла высотными домами и жилыми комплексами по всему городу. Кроме того, отецбыл членом Совета развития Чикаго, состоявшего из представителей крупногобизнеса, и давал советы по планированию и инвестициям недавно переизбранномумэру Сету Тейту. Отец очень гордился своим положением и часто упоминал о своейдружбе с Тейтом. Я, честно говоря, считала, что это характеризует мэра не случшей стороны.