Родившись в семье Мерит, я в полной мере могла пользоватьсяпреимуществами своего положения: жить в большом доме, отдыхать летом в лагере,посещать уроки танцев и носить дорогую одежду. Но благосостояние не делало моихродителей, особенно отца, самыми приятными людьми. Джошуа Мерит все свои силыпосвятил созданию капитала, все остальное для него не имело значения. Он хотел,чтобы у него были образцовая жена, образцовые дети и образцовое положение вобщественных и финансовых кругах. Стоит ли удивляться, что я предпочиталаобщество дедушки и бабушки, понимавших значение безграничной любви.

Я прекрасно представляла себе, что превращение дочери ввампира отца вряд ли обрадует. Но я была уже большой девочкой, а потому смыла слица следы слез, села в машину — старенький приземистый «вольво», за которыйеще не расплатилась, — и направилась к дому родителей в Оук-парке.

Добравшись до места, я остановила машину на подъезднойдорожке, огибавшей дом. Массивное модернистское сооружение из стекла и бетонаплохо гармонировало с соседними зданиями, построенными в более сдержанном,неоклассическом стиле. Но хорошего вкуса на деньги не купишь.

Я подошла к входной двери, и она открылась раньше, чем яуспела постучать. Я подняла голову. Строгие серые глаза, принадлежавшие тощемубелокожему мужчине, осматривали меня с высоты почти семи футов.

— Мисс Мерит.

— Привет, Пибоди.

— Пеннибейкер.

— Я так и сказала.

Конечно, я знала, что его зовут Пеннибейкер. Дворецкий сталпервым значительным приобретением моего отца. В отношении к детям Пеннибейкерпридерживался принципа «баловство ребенка портит» и всегда принимал сторонумоего отца — подсматривал, подслушивал и явно не сочувствовал моим бунтарскимнаклонностям. По правде говоря, я занимала низшую ступень в своем поколениисемьи, и у меня имелись образцовые родственники — старшая сестра Шарлотта,которая вышла замуж за хирурга-кардиолога и теперь воспитывала детей, и старшийбрат Роберт, которого прочили в преемники отца. А я, одинокаядвадцатисемилетняя студентка, до сих пор учившаяся, хоть и в одном из лучшихуниверситетов страны, была второсортной Мерит. А теперь еще и заявилась домойпосле какой-то неприятной истории.

Я вошла в холл и ощутила порыв воздуха, когда Пеннибейкеррешительно захлопнул за мной дверь. Затем он проворно встал передо мной.

— Ваши родители в передней гостиной, — забубнилон. — Они вас ждут. Ваше состояние причинило им немалую тревогу. Выбеспокоите отца… — он неодобрительно взглянул на меня, — историей, вкоторую оказались вовлечены.

Этот выговор оскорбил меня, но я решила, что не стоитобъяснять, что превращение в вампира произошло без малейшего повода с моейстороны. Он все равно не поймет.

Я обогнула его, прошла по коридору и толкнула высокую дверьгостиной. Мередит Мерит, моя мать, вскочила с жесткого приземистого дивана.Даже в одиннадцать часов вечера на ней был льняной костюм, туфли на высокихкаблуках и нитка жемчуга на шее. Светлые волосы были уложены в безукоризненнуюприческу, а веки подкрашены светло-зелеными тенями.

Мама устремилась ко мне, протягивая руки:

— Ты в порядке? — Она обхватила мои щеки пальцамис длинными холеными ногтями и осмотрела с ног до головы. — Как ты себячувствуешь?

Я вежливо улыбнулась:

— Я хорошо себя чувствую.

По их меркам, так оно и было.

Мой отец, высокий и худощавый, как и я, с такими жекаштановыми волосами и голубыми глазами, сидел на другом краю дивана, одетый,несмотря на поздний вечер, в строгий костюм. Он посмотрел на меня поверх очков,как будто позаимствовал эту манеру у Элен. Хотя у вампира это получалось болеезначительно, чем у человека. Отец сложил газету и положил ее рядом с собой надиван.

— Вампиры?

В единственном слове прозвучали одновременно и вопрос, иобвинение.

— На меня напали в кампусе.

Мать вскрикнула, приложила руку к сердцу и обернулась котцу:

— Ты слышишь, Джошуа? В кампусе! Они нападают на людей!

Отец не отвел взгляда, но по его глазам я поняла, что онудивлен.

— Напали?

— На меня напал один вампир, но превращение осуществилдругой. — Я вспомнила немногие услышанные слова и опасение в голосеспутника Салливана. — Я думаю, что первого просто вспугнули, и он убежал.А другие двое опасались, что я могу умереть.

Это было не совсем так — спутник Салливана опасался, что этоможет произойти, а сам он был уверен, что так и будет. И уверен в своем правеменять мою судьбу.

— Две встречи с вампирами? Рядом с Чикагскимуниверситетом?!

Я пожала плечами, давая понять, что и сама удивлена этимобстоятельством.

Отец закинул ногу на ногу.

— Кстати, скажи, ради бога, почему ты одна слонялась покампусу посреди ночи?

В животе зажглась искра. Злость, возможно приправленнаялегкой жалостью к себе, что было вполне привычно при общении с отцом. Обычно яизображала смирение, опасаясь повысить голос и вызвать поток претензийродителей к своей непокорной младшей дочери. Но ведь всему есть предел, верно?

— Я работала.

Его ответная усмешка не нуждалась в комментариях.

— Я работала, — повторила я, ощущая давлениесдерживаемой двадцать семь лет уверенности в себе. — Я шла забратькое-какие бумаги, и на меня напали. Я пострадала не по своей воле и не по своейвине. Вампир разорвал мне горло.

Отец с сомнением взглянул на гладкую кожу у меня на шее —Господи, помоги Чикагской Добродетели, не сумевшей постоять за себя. Но он неунимался:

— И этот Дом Кадогана — он, конечно, старинный, но нетакой старый, как Дом Наварры.

Поскольку я Дома Кадогана не упоминала, значит, родителейпросветил тот, кто им звонил. А отец провел кое-какие исследования.

— Я не слишком хорошо разбираюсь в этих Домах, —призналась я, считая, что это область Мэллори.

По лицу отца было ясно, что мой ответ его не удовлетворил.

— Я вернулась только сегодня вечером, — защищаласья. — Они высадили меня у дома всего пару часов назад. Я не хотела, чтобывы волновались или думали, что я опасно ранена, потому и приехала.

— Нам позвонили, — сухо ответил отец. — Позвонилииз Дома. Твоя соседка…

— Мэллори, — прервала я его. — Ее зовутМэллори.

— …сказала, что ты не вернулась домой. Потом позвонилииз Дома и сообщили, что было совершено нападение. Они сказали, что тыпоправляешься. Тогда я известил твоего деда, брата и сестру, так что в полициюобращаться не пришлось. — Он немного помолчал. — Мерит, я не хочу,чтобы они в это вмешивались.