Он заглушил мотор, вручную откатил мотоцикл к скале, прыгаяна одной ноге, снял кроссовок, вытряхнул камушки. Тишина длилась меньше минуты.Едва он успел надеть кроссовок и оседлать мотоцикл, дорога загудела, задрожала,из-за поворота показалась огромная морда трейлера-водовоза.

Серебристая громадина, украшенная сине-красной рекламойпепси, занимала всю ширину дороги, одним боком терлась о скалу, вторым нависаланад пропастью. Водитель не собирался сбавлять скорость, хотя отлично виделмотоциклиста. Деться было некуда. Единственный вариант- опираясь ногой о землю,медленно скакать назад вместе с мотоциклом, до тех пор, пока дорога не станетшире, а там, прижавшись к скале, пропустить этого урода.

С высоты, из кабины, темнело лицо водителя. Рядом маячилсмутный женский силуэт. Молодой бородатый грек как будто дразнил, издевался,пер вперед, не давая опомниться.

- Придурок, мать твою! - выкрикнул мотоциклист по-русски,сплюнул и стал пятиться быстро, как мог. Глаза заливал горячий едкий пот,зеркало заднего вида было повернуто неправильно. Он знал, что где-то совсемблизко надо свернуть. Трейлер негромко, насмешливо просигналил. Мотоциклистсильно вздрогнул и рефлекторно отшатнулся назад, подпрыгнув вместе смотоциклом, чувствуя позади пустоту.

Вокруг все светилось, трепетало. Каждый оливковый лист,каждый кузнечик радовался жизни так, словно жить ему суждено вечно. Водительгрузовика вроде бы пытался тормозить, но неповоротливая махина стремительнодвигалась вперед по инерции, слишком крут был склон.

"А вот это действительно все. Я сейчас сорвусь", -успел подумать мотоциклист.

Нога его описала высокую дугу, он отскочил от края, черездолю секунды пустой мотоцикл скользнул в пропасть, и далеко внизу тяжело истрашно взорвалась морская гладь.

* * *

- Сегодня у нас последняя процедура, - сказала ЮлияНиколаевна, - на вас действительно все заживает как на собаке.

Сергей прикрыл глаза и подставил лицо под тонкий лазерныйлуч.

- Вы больше сюда не приедете? - спросил он.

- Нет. Через месяц я уберу оставшиеся рубцы.

- Мы опять встретимся здесь? - он кашлянул, чувствуя, чтозадает глупый вопрос.

- Сюда я больше не вернусь. Вероятно, вы тоже. Мы встретимсяв клинике, в моем кабинете.

- А где ваша клиника?

- В центре Москвы, неподалеку от метро "ПроспектМира". Старайтесь беречься прямых солнечных лучей. На улице носите темныеочки и кепку с большим козырьком. Брейтесь как можно аккуратнее. Я тут оставилавам специальные гели, жидкое мыло, крем. Пользуйтесь только ими. Там на коробочкахвсе написано.

- Спасибо. Я понял.

- На здоровье, - она улыбнулась одними губами. Глазаоставались серьезными.

-- И все? - спросил, глядя в пол.

-Да. А что?

-Ничего.

Пока она складывала лазерный аппарат в чемоданчик, они обанапряженно молчали.

- Всего доброго,-сухо попрощалась она, подошла к двери и,кашлянув, добавила. - Пожалуйста, будьте осторожны.

Сергей резко поднялся, никак не мог попасть ногой вкроссовок. Юлия Николаевна уже открыла дверь.

- Подождите! - крикнул он так громко, что она вздрогнула. -Подождите, я провожу вас.

Он наконец обулся и так поспешно бросился к ней, что онистолкнулись в дверном проеме.

- Простите, - он взял ее за плечи, совершенно машинально,как будто она сейчас упадет и надо удержать. Несколько секунд они стояли, недыша и стараясь не смотреть друг другу в глаза.

- У вас шнурки развязаны, - сказала она.

- Да, спасибо, - он отступил на шаг, присел на корточки,завязал шнурки кроссовок, - я провожу вас до машины, если не возражаете, -голос у него стал совершенно деревянным.

- Конечно.

Она ходила страшно быстро и он решил, что она спешитпоскорее отделаться от него. Они молча шли по главной аллее к воротам. Онлихорадочно пытался придумать, что бы такое сейчас сказать, но в голове гуделбезнадежный идиотский монолог, ни слова из которого нельзя было произнестивслух.

"Я больше никогда ее не увижу. Через месяц все будетпо-другому и неизвестно, удастся ли мне прийти к ней в клинику, потому чтовообще ничего не известно. Одиночка, который выходит охотиться на Исмаилова,должен оставить завещание и заказать место на кладбище. Завещать мне нечего инекому. Меня вообще нет, я призрак, безымянная тень какого-то хлипкогомерзавца".

- Райский наконец объяснил вам что-нибудь? - спросила оначуть слышно, когда они подошли к ее вишневой "Шкоде".

- Да, у нас состоялась глобальная беседа.

- Ну и зачем понадобился весь этот жестокий спектакль ипочему нельзя было заранее сообщить вам о пластической операции? Впрочем,можете не рассказывать, это, вероятно, тоже государственная тайна.

- Никакой тайны. Просто полковник очень занятой человек. Унего не было времени, чтобы поговорить со мной до операции. А поручить такойважный разговор кому-то другому он не счел возможным. Да Бог с ним, сполковником. Давайте лучше...

- Что? - она смотрела на него блестящими странными глазами.Она была почти одного с ним роста, впрочем, если бы не каблуки, то все-такиниже на полголовы. Она смотрела и ждала, что еще он скажет на прощание, а онпонятия не имел, как задержать ее хотя бы на несколько минут.

- Нет. Ничего, - пробормотал он сердито, - до свидания.

Она молча кивнула, отступила на шаг, открыла машину, села заруль. Он развернулся и, не оборачиваясь, зашагал по аллее. Мотор взревел, потомзатих и машина коротко, звонко просигналила. Он на секунду замедлил шаг и готовбыл бежать назад, но тут же понял, что Юлия Николаевна просто погудела охране,чтобы открыли ворота.

Владимир Марленович Герасимов долго и необычайно внимательнонаблюдал, как колышутся занавески. Каждое движение белого кружевного полотнаповторяла сиреневая четкая тень. Полукруглое окно было наполнено идеальнойголубизной июльского греческого неба. Трехэтажная вилла Владимира Марленовичавенчала невысокую отвесную скалу, округлым фасадом выходила в открытое море.Спальня была на третьем этаже. Из окна открывался строгий и прекрасный вид,море и небо, разделенные линией горизонта. Когда этот единственныйпространственный ориентир таял в ночной темноте или в тумане, можно было нанесколько секунд почувствовать себя парящим в невесомости.