Именно после разгрома турок начинается возрождение Вены и еепревращение в великолепную имперскую столицу, так поражающую весь мир.Возводятся новые дворцы, Евгений Савойский громит турецкие армии, отодвигая ихна восток, почти вся Венгрия присоединена к Австрии. И наконец на троневоцаряется Мария-Терезия, при которой проводятся многочисленные реформы, а Венастановится непререкаемым центром не только политической, но и культурной жизниЕвропы.

Ни одной книги не хватит, чтобы перечислить имена великихкомпозиторов и музыкантов, творивших здесь. Их имена сделали бы честь любойстране. Кажется, что весь город пронизан музыкой, звучащей на всех площадях, вовсех театрах. Наполеон дважды будет входить в город со своими войсками, но этозакончится тем, что он возьмет в жены дочь австрийского императора, котораяродит ему сына. А город, кажется, готов развиваться и дальше. Сносятсякрепостные стены, проводится водопровод из горных источников. Вода такаячистая, что ее можно будет пить и в двадцать первом веке. Если бы Вена даламиру только семью Штраусов, то и тогда она могла занять свое особое место вмировой культуре. Но Вена дает миру столько известных музыкантов, что еебезоговорочно признают музыкальной Меккой мировой цивилизации.

Потом будет долгое и трагическое правление Франца-Иосифа,потерявшего за шестьдесят восемь лет почти всех своих родственников, средикоторых его любимая жена, убитая террористами, его брат, расстрелянный вМексике, его сын, покончивший самоубийством, и, наконец, его внучатыйплемянник, убитый вместе с беременной женой в Сараево. Последний великийимператор умрет в шестнадцатом году, уже в разгар Первой мировой войны. А ещечерез два года его многонациональная империя, насчитывающая пятьдесят миллионовчеловек, распадется, и небольшая Австрия останется на политической сцене каквоспоминание о былом величии. А Вена станет не только городом увядшей славы, нои сумеет чудесным образом трансформироваться в одну из европейских столиц, вкоторой будет так комфортно и удобно проводить международные конференции исимпозиумы, где разместится ОПЕК и куда начнут приезжать миллионы туристов,чтобы еще раз услышать изумительную музыку, пройтись по площадям и паркамавстрийской столицы, посидеть в многочисленных кафе и ресторанах, увидетьвеликолепие Бельведера и Шенбруна.

Тридцатого декабря в Вене стояла изумительная погода. Четыреградуса тепла, безветренно, безоблачное небо и прогревающее город солнце. Вэтот день все гости австрийской столицы наслаждались погодой, тогда как почтиво всех странах Западной Европы стояли небывалые холода и бушевали метели.

Утром за завтраком Дронго увидел вчерашнюю семейную пару,которая, вяло переругиваясь, направлялась к столикам.

Иосиф Яцунский заказал себе кофе без молока. Было заметно, вкаком плохом настроении он вышел к завтраку. Супруга, положив себе немного рыбыи взяв фруктов, подошла к столику, снова что-то выговаривая мужу. Она,очевидно, следила за своим весом. На завтрак она вышла в обтягивающем серомплатье и высоких сапогах. Яцунский поднял глаза, презрительно скривил губы, ноне стал ничего отвечать ей.

«Поразительно, – подумал Дронго, – так нечувствовать своего мужа. Он явно не в настроении, а она еще и пытаетсяокончательно вывести его из себя».

– Извини, – услышал он голос Джил, котораяобращалась к нему, – ты о чем-то задумался. Официант спрашивает, какой чайтебе принести – зеленый или черный.

– Черный, – попросил Дронго. – А ты взяласебе, как обычно, кофе?

– Если хочешь, я тоже возьму чай, – улыбнуласьона, – но я больше привыкла к кофе с молоком.

– Не нужно подстраиваться под мои вкусы, –пробормотал он.

– Принесите нам три черных чая и один кофейник, –попросила Джил, обращаясь к официанту. – Хочу, чтобы дети подстраивалисьпод твой вкус, – с улыбкой сказала она. – Мне кажется, что я отвлеклатебя от каких-то размышлений. Извини, если помешала.

– Нет, я смотрел в угол, где расположилась вот этапара. Посмотри налево, только осторожно, не поворачивай резко голову.

Джил чуть повернулась.

– Что ты о них думаешь? – поинтересовался Дронго.

– Он явно в плохом настроении, а у нее надуты губы. Илицо она немного подтягивала, это сразу заметно. И потом утром, на завтрак необязательно так вычурно одеваться.

– Молодец, – улыбнулся Дронго, – ты простонастоящий сыщик.

– Кто они такие?

– Понятия не имею. Просто вчера они стояли за стойкойвпереди нас, и я обратил на них внимание только потому, что они все времяссорились. Да и сегодня, кажется, с утра успели поругаться. Не понимаю, как такможно жить.

– И я не понимаю, – согласилась Джил. –Говорят, что женщина должна уступать, чтобы сохранить семью. Но, по-моему, эточушь. Как можно жить с человеком и все время конфликтовать с ним. Гораздо лучшеразойтись сразу.

– Люди живут вместе в силу разных причин, –задумчиво возразил Дронго, – психологически я тоже не представляю, какможно существовать рядом с человеком, с которым постоянно ссоришься. Но естьцелый комплекс побудительных мотивов. Нежелание женщины разрушать семью,устоявшиеся привычки к семейной жизни, даже к такой, желание обеспечить детей,не оставлять их без отца или, соответственно, матери, финансовая поддержкасупруга, другие очень весомые факторы в пользу сохранения семьи.

– И все время ругаться, – усмехнулась Джил. –По-моему, это неправильно. Лучше сразу поставить точку, чем сидеть другнапротив друга вот с такими недовольными лицами.

– Иногда супруги надоедают друг другу, – возразилДронго, – и им нужно просто отдохнуть от своего партнера.

– Ты считаешь, что твои постоянные отлучки положительностимулируют наши отношения? – поняла Джил.

– Во всяком случае, у нас остается меньше времени навыяснение всяких бытовых вопросов, – пошутил Дронго.

– Неправда, – она снова посмотрела в сторонусупругов Яцунских, сидящих недалеко от них. – Послушайте, что я вам скажу,господин эксперт, – неожиданно произнесла Джил, – даже если вы всюоставшуюся жизнь проведете рядом со мной и никогда больше меня не покинете, итогда мы не будем сидеть за завтраком вот с такими недовольными лицами. А еслибудем, то это будем не мы.

– А я тебя никогда и не покидаю, – почти искреннеответил он.

– Я знаю, – улыбнулась она. На ее глазах появиласьпредательская слеза. Она отмахнулась от нее, как отмахиваются от назойливоймошки. Часто заморгала, положила руку на его руку.

– Я до сих пор не представляю никого, кто мог бы бытьотцом моих детей, – призналась она, – ни одного мужчины, который могбы оказаться в этой роли.

Дети, сидевшие рядом, завтракали, не замечая ее жеста. Онсжал ей пальцы.

«Мы, все мужчины, настоящие свиньи, – с огорчением подумалДронго, – ведь женщины любят гораздо сильнее. Более цельно, отдаваясьцеликом этому чувству. А мы можем позволять себе любые выкрутасы и потомуверять себя, что любим своих жен. Хотя почему – уверять? Мы их действительнолюбим. Но, очевидно, в силу вступают просто законы природы, толкающие любогосамца к новой самке. Не притворяйся и не пытайся оправдываться. Я и не пытаюсь.Но абсолютно твердо знаю, что никогда даже не задумывался о том, что Джил мнеможет заменить другая женщина. Я не всегда был идеально верным партнером, вэтом мой грех, но для меня она оставалась единственной в том смысле, что я невидел никого больше рядом с собой».