Зло не вне, а внутри нас, оно пребывает в нашей душе. Мыизлечиваемся от него с тем большим трудом, что часто даже не подозреваем, чтобыли больны им.

Луций Анней Сенека

«Но вот мы и пришли к тому, с чего надо былоначинать! – выкрикнул он очень живо и даже с долей восхищения, что опятьнеприятно меня поразило. – Совесть! Вот оно! Вы едва ли можете себепредставить, какие я терплю муки, с тех пор как умер старик. Я живу подкаким-то давлением. Не хочу произносить это страшное слово, которым мог быобозначить то, что, возможно, я сделал, но оно постоянно во мне наготове, хочетвырваться, хочет быть высказанным… Видите, именно поэтому я и пришел к вам».

Хаймито фон Додерер.

«Истязание замшевых мешочков»

Все началось как-то необычно. Он летел из Москвы в Рим,чтобы встретить традиционное Рождество со своей семьей. В их семье было принятоотмечать любые праздники, в том числе католическое и православное Рождество,мусульманский Рамазан и даже зороастрийские традиции Навруза, встречи Весны, о которыхон рассказал своим детям. Но не всегда удавалось вырваться именно на праздники.Однако на этот раз все получилось. Он вылетел из Москвы еще двадцать третьегодекабря, захватив с собой пачку непрочитанных газет, чтобы просмотреть их уже вИталии.

В бизнес-классе самолета почти не было пустых мест, всеторопились отмечать праздники в Европе со своими семьями. Он взял«Коммерсантъ», начал просматривать первые страницы. Обычное приложение к этойгазете он отложил в сторону, даже не подозревая, какую роль оно сыграет в егожизни в начале следующего года.

Самолет прибыл почти вовремя, если не считать небольшогоопоздания. Еще через два часа он уже обнимал Джил. Она счастливо улыбалась, ужеприученная к тому, что он в самый последний момент может отменить даженовогоднюю встречу. Дети были счастливы увидеть отца.

Он по-прежнему считал, что не имеет права подвергать ихриску, вызывая в Баку или Москву, где он занимался своими расследованиями ипроводил большую часть своего времени. Ему казалось, что так он надежнейзащищает свою семью от всех опасностей, которые могли их подстерегать во времяего сложных расследований.

Во всем мире его знали под кличкой Дронго, которая уже давносделалась нарицательным именем, вызывая смех и непонимание у непосвященных,гнев и ненависть у тех, кого он разоблачал, и одобрение с уважением у тех, комуон помогал.

На следующий день Джил обнаружила на столике цветноеприложение к газете, которое она наскоро просмотрела. И обнаружила рекламуновогоднего праздничного ужина в венском отеле «Мариотт». Возможно, витальянском журнале она бы не стала даже обращать внимание на подобныесообщения, но это приложение было на русском языке, а ей всегда было интересночитать все, что могло заинтересовать ее супруга. К тому же она все время совершенствоваласвой русский язык. Еще через два часа она задумчиво сказала, что было быпрекрасно отправиться в Вену, чтобы встретить там Новый год. Через час онапозвонила в туристическое агентство по указанному номеру, чтобы узнать прооставшиеся места. А к вечеру уже подтвердила резервацию четырех мест в венскомотеле «Мариотт» и мест в ресторане для новогоднего ужина.

Он сразу согласился с ее выбором. В конце концов, его образжизни и постоянное отсутствие выработали у него своеобразный комплекс вины засвою профессию и за дело, которым он занимался. Разумеется, он никогда неговорил об этом ни Джил, ни детям. И часто не признавался даже самому себе,оправдываясь сложившимися обстоятельствами и уже устоявшимися правилами,которые он, в общем, сам и придумал.

Двадцать девятого декабря они вчетвером вылетели в Вену изРима. Полет проходил нормально, благо лететь было около двух часов. В Вену ониприбыли примерно к пяти часам вечера. В эти декабрьские дни здесь рано темнело.У выхода должна была ждать заказанная ими машина. Когда они получили багаж ивышли в общий зал, к ним шагнул молодой человек.

– Простите, – сказал он по-русски, – я,кажется, не ошибся. Вы тот самый господин Дронго?

Дронго шагнул вперед. Эта вечная привычка защищать своихближних. Вставать между ними и любой возможной опасностью. Подсознательныймужской поступок. Откуда этот неизвестный знает о нем и почему говоритпо-русски?

– Кто вы такой? – спросил Дронго.

– Я уполномочен вас встретить, – пояснилнезнакомец. – Меня зовут Евгений. Я из туристического агентства, вашводитель.

– Мне казалось, что вы будете говоритьпо-немецки, – усмехнулся Дронго.

– Нам сообщили, кто именно едет, – пояснилводитель. – Вы ведь заказывали номера в отеле через наш московский филиал.Я отвезу вас в «Мариотт».

– Действительно, все так просто, – усмехнулсяДронго, – где ваша машина?

– Давайте ваш чемодан, – попросил Евгений, –у меня мини-бус «Мерседес». Пойдемте, я проведу вас.

Они прошли к стоявшей на стоянке машине. Когда автомобильтронулся, Евгений спросил:

– Вы, наверно, не в первый раз в Вене?

– Нет, – ответил Дронго, – далеко не впервый.

Он не стал оглядываться на Джил и детей. Разве сейчас можновспомнить, что произошло с ним и Натали почти четверть века назад? Как давноэто было. В прошлой жизни, когда все было совсем иначе. Неужели прошло стольколет? Он незаметно вздохнул. Но больше ничего не добавил. Ехать было недалеко,«Мариотт» находился в центре австрийской столицы, а до аэропорта отсюда можнобыло добраться за полчаса. Когда они подъехали к отелю, Евгений помог выгрузитьбагаж и вдруг тихо обратился к Дронго:

– Извините, что я вас спрашиваю. Но вы действительнотот самый Дронго?

– Меня обычно так называют, – кивнул он.

– Говорят, что вы самый известный сыщик в мире, –добавил Евгений.

– Это всего лишь слухи. А как все-таки вы узнали, чтоэто именно я? Ведь мы заказывали номера в отеле по моим паспортным данным.

– Ваше имя и фамилия хорошо известны в Москве, –пояснил Евгений. – Можно я попрошу у вас автограф?

– Я не звезда шоу-бизнеса, – усмехнулсяДронго, – но раз вы хотите – пожалуйста. А как вы меня узнали в аэропорту?

– Вас трудно с кем-то перепутать, – улыбнулсяЕвгений, – это почти невозможно. С вашим ростом и внешностью.

– Значит, я плохой сыщик, – рассмеялсяДронго, – Шерлок Холмс мог переодеваться и маскироваться так, что его неузнавал даже доктор Ватсон, а меня вы узнали сразу.

– Какой у вас рост? – спросил Евгений.

– Почти баскетбольный. Метр восемьдесят семь.

– И вы считаете, что вас можно с кем-то спутать?