Екатерина предложила им попробовать местное вино, которое потрадиции выжимали со льдом. Оно оказалось превосходным, и Дронго судовольствием приобрел две бутылки. Затем они попробовали соленые тыквенныесемечки и тыквенное масло с очень своеобразным и приятным вкусом.

Неожиданно он услышал за спиной уже знакомые голоса.

– Я не знаю, Руслан, что мне делать, –признавалась молодая женщина, очевидно, Амалия, – ты должен понять меня.

– Мне кажется, что нам придется все сказать, –заметил Руслан.

– Не знаю. Мне так неприятно здесь быть. Я ведь знаю,что мне нельзя ничего говорить. Не слушай советов Давида. Он ненавидит нашегопрезидента, считая его везунчиком. Он так и называет его за глаза – «везунчик»,хотя Галимов, по-моему, об этом знает.

Дронго повернулся и посмотрел на говоривших. Еще довольномолодые люди. Руслану около тридцати, его спутница, наверное, еще моложе.

– Здесь такая давка, – пожаловался Руслан. –Можно подумать, что Анвара Кадыровича не любит только Давид. Наш посол вГермании, по-моему, тоже терпеть не может Галимова, учитывая его особенныеотношения с родственницей своей жены.

– Не нужно об этом говорить, – испуганнопроизнесла Амалия, – это не наше дело. Мне нужно было, как Злате, остатьсядома. Но я не смогла…

– Перестань думать о плохом. Сегодня Новый год, –напомнил Руслан. – Идем к машине, а то нас будут искать. А вот и Давидпоявился. Наконец-то он вышел из магазина.

Давид подошел к ним с пакетом в руках.

– Идемте быстрее, – сказал он, – а тоопоздаем. У вас опять такие задумчивые лица, словно вы все время решаетекакие-то теоремы. Я думаю, что это Фаркашу нужно ходить с таким лицом, а невам.

– Не дай бог никому его проблем, – заметил Руслан.

– Вот именно. Идем быстрее, – Давид началпробиваться к выходу.

Дронго проводил их долгим взглядом. Пока Джил и детивыбирали сувениры, он пригласил Екатерину на чашку кофе, попросив барменасделать ему чай. Они сели за столик.

– Здесь интересно, – кивнул Дронго. –Поразительно, что я столько раз был в Вене и ни разу не заходил сюда.

– Это место создали специально для туристов, –улыбнулась она, – поэтому все гиды возят сюда наших гостей.

– Вы хорошо знаете город. – Это был не вопрос, акомплимент.

– Спасибо. Я люблю этот город. Тихий, спокойный, сосвоим особым климатом. Он так заметно отличается от многих европейских городов.

– Да, – меланхолично согласился Дронго, –очень заметно. Впрочем, это сейчас он такой милый и уютный, а когда-то он былцентром тайной войны Востока и Запада. Самым знаменитым на земле «городомшпионов».

– Я это время не застала, – улыбнулась она.

– Ну и слава богу. Тогда было трудное время. Вечноепротивостояние двух систем. Как тогда говорили: «Вена – это центр тайнойдипломатии между двумя мировыми державами». Все это закончилось с падениемжелезного занавеса, хотя еще несколько лет спустя все еще продолжались «боиместного значения», – мрачно сказал он.

Откуда этой молодой женщине знать о том, что творилось вэтом городе на протяжении последних тридцати или сорока лет двадцатого века?Как ей рассказать – почему погибла Натали и как две мировые сверхдержавыпытались сдерживать друг друга, не уступая ни на йоту своего влияния? Сейчасвсе это казалось давно забытой историей.

«С годами на человека давит груз ошибок и тяжестьвоспоминаний. И чем больше таких ошибок и воспоминаний, тем труднеежить», – подумал Дронго. Может, поэтому старики бывают такими пессимистамии мизантропами. Они все уже видели, через все прошли, допустили свои ошибки и пережилисвои трагедии, большие или маленькие. И оставшуюся жизнь должны жить с этимдавящим грузом. Интересно, хотел бы он поменять всю свою жизнь? Вернуть всеназад. Когда-то в Минске их посадили в машину и объявили, что отчисляют скурсов, тогда как на самом деле они были лучшими. Ощущение гулкой пустоты иразочарования запомнилось на всю жизнь. Потом им расскажут, что это тоже былпсихологический тест.

А если бы отчислили? Если бы тогда все получилось немногоиначе? Что бы с ним было? Жизнь сложилась бы совсем по-другому. Или уже вначале восьмидесятых чувствовалась эта обреченность Советского Союза, егонеминуемый распад и крах? Было очевидным, что так дальше жить нельзя. Но распадбыл слишком быстрым и болезненным. Погибло столько людей, произошли такиекатаклизмы…

Точкой отсчета, возможно, был тот день, когда он заканчивалюридический факультет, и бывший министр внутренних дел, близкий знакомый егоотца, категорически отказался брать на работу молодого парня из интеллигентнойсемьи. Сейчас уже можно признаться, что тогда ему казалась романтичной работаинспектора уголовного розыска или следователя милиции. Все получилось совсеминаче.

А потом была учеба в Минске, предприятия, которые называли«почтовыми ящиками», работа за границей, встреча с Натали и ее гибель. Неужелион хотел бы все повернуть обратно? Вернуть последние двадцать пять – тридцатьлет?

Он поднял голову и увидел направляющуюся к нему улыбающуюсяДжил.

«Нет, – решительно подумал Дронго, – ничего ненадо менять. Ничего в своей жизни. Нужно было пройти через все, даже черезсмерть Натали, чтобы стать сильнее, осмысливая свой собственный жизненныйопыт». Иначе он никогда бы не стал тем, кем стал теперь.

Джил подошла к столику.

– Очень интересное место, – восторженно произнеслаона, – мне так понравилось!

– Мне тоже, – сказал Дронго, поднимаясь со стула.

В отель они вернулись к двум часам дня. Тридцать первоедекабря всегда немного суматошный день, даже если вы проводите его дома. Вконце концов, праздничный стол – это святое дело, а собираться всей семьей заэтим столом тоже очень неплохая традиция. И даже если вы собираетесь справлятьНовый год в ресторане или где-то в гостях, то и тогда тридцать первое декабрябудет особенным днем, суетливым, праздничным, не похожим на другие дниожиданием чуда.

Отдохнуть в номерах не получилось. Они ходили в номер друг кдругу, каждый раз открывая двери своими ключами и возмущаясь, что их комнатынаходятся на некотором отдалении друг от друга. Хотя детям нравилась подобнаясамостоятельность. Дронго несколько раз проходил мимо номера Фаркаша, но тамбыло тихо. И только в пятом часу, когда он в очередной раз проходил мимочетыреста шестьдесят четвертого номера, он услышал громкий голос Фаркаша,говорившего по-английски.

– Я ничего не могу сделать. Он может не согласиться.Если у вас получится, то позвоните лучше послу. Мне кажется, он должен понятьнаши проблемы.

Его собеседник, с которым он, очевидно, говорил по телефону,что-то ему сказал, и Фаркаш громко запротестовал: