class="p1">На теплой веранде с Аникитой мы провели этот час в беседах ни о чем. Я рассматривал мосты и дома по ту сторону Клязьмы, а он соглашался с тем, что архитектура там хороша. Или спорил. В любом случае, время пролетело незаметно.

К обеду подали рыбный суп, и даже на всякий случай поставили приборы для Родиона, но тарелка осталась пустой до самого конца. Нужный мне человек так и не прибыл.

— Вероятно, задерживается, — пожал плечами Аникита. — Отец постоянно где-то пропадает.

— Насколько мне известно, он работает над государственным документом.

— Понятия не имею. Вам... тебе повезло, что сегодня он планировал показаться дома.

Это показалось мне чрезвычайно странным, однако я не подал виду. Вторая чашка чая, поданная после обеда, не была лишней, несмотря на утренний кофе.

Часом позже Родион так и не появился, и это уже беспокоило меня не на шутку. Аникита не переживал:

— Я же говорю, для отца это в порядке вещей.

— Вероятно, стоит позвонить? — предположил я.

— Час-два задержки он называет «прийти вовремя», — ответили мне.

Когда за окном стало темнеть, младший Поликарпов стал проявлять нешуточное волнение. И вскоре вызвал дворецкого с просьбой позвонить отцу.

— А сам почему не звонишь? — спросил я и получил не слишком убедительный ответ:

— Так сложилось. Мы разговариваем только лично.

На веранду вернулся дворецкий:

— Мне очень жаль, но до вашего отца я дозвониться не могу.

— Никто не берет трубку? — Аникита даже с кресла привстал, на котором он провел большую часть дня, что я находился здесь в гостях.

— Нет. Я звонил пять раз. Но никто не подошел.

— Он сегодня должен быть на заводе? — продолжал уточнять у дворецкого Аникита, но тот покачал головой:

— У дяди на квартире. Он предупреждал меня

— Звонил ему?

— Трижды. Никто не подошел.

Аникита вздрогнул. Потом встал. В том, что что-то случилось, я уже не сомневался.

— Заедем к дяде на квартиру. А потом на металлургический завод, если потребуется.

Глава 4. Заснеженный город

Пока мы были заняты разговором, солнце скрылось за плотными тучами, которые почти сразу же прохудились, окутав город снежной пеленой.

— Ну и погодка, — кутаясь получше в пальто, произнес Аникита. — Давно таких декабрей не было. Не помню, чтобы так резко и так... много, — он примял снег ботинком, и тот провалился в сугроб сантиметров на пять.

— Столичных декабрей я не слишком много могу припомнить, — улыбнулся я.

— Не отсюда? То-то я удивляюсь, что раньше о вас не слышал.

— Обо мне вообще мало кто слышал. Хотя я из-под Коврова.

— Недалеко, недалеко, — продолжил Аникита уже в машине. — Но не могу сказать, что про барона Максима Абрамова хоть кто-то слышал. И вот — такая внезапность!

— К чему же вы клоните?

Я очень не любил, когда начинали тыкать в мой статус. Или происхождение. Или имущество. Сейчас и с тем, и с другим у меня все в полном порядке. Да и раньше было неплохо. Но чувствовал я себя все равно неловко.

Фактические мои документы были ненастоящими. Точнее говоря, все прошло вполне законно, но никто не мог дать гарантий, что после всего, что успел натворить господин полицейский, купленный ныне покойным Дитером фон Кляйстером, кое-кто не мог бы заинтересоваться выданными им документами.

Например, взять и спросить, почему это барон, который тихо и мирно до того проживал рядом с городской чертой Коврова, пришел во владимирский полицейский участок получать новые документы, хотя сделать мог это у себя дома при необходимости?

На самом деле, нормальные люди не стали бы интересоваться этим у человека, который имеет непосредственное отношение к императорской семье. Но, как я уже успел заметить, ситуация всегда норовит извернуться весьма невыгодной для меня стороной.

А потому, заметив, что Аникита тянет с ответом, я повторил свой вопрос.

— Я ни к чему не клоню, что вы, — мягко ответил он. — Я лишь нахожу странным саму ситуацию. Не то чтобы близость с императорской семьей была распространена, но когда у Романовых появляется новый человек, про него пишут неделями, если не месяцами, пережевывают факты, рассказывают сплетни и истории, добавляют столько вымысла, что иногда аж тошно становится. Так вот от вашей персоны не тошно. И потому меня не покидает странность всего происходящего.

— Именно странность, — хмыкнул я, оценив витиеватость его слов. — Вероятно, вы правы, но я не люблю публичности в принципе.

— Нет, вы не поняли меня немного, хотя тем самым доказываете только что сказанное, — начал вновь Аникита. — Неважно, открытая вы личность или нет. Если чего-то неизвестно, журналисты узнают у других. Придумают, на худой конец.

Я уставился в окно. Автомобиль медленно катил по сугробам. Настолько медленно, что мне казалось — брось педаль газа, и он вмиг встанет на месте, увязнув в снегу.

Еще один момент, который не отличал наши миры. Не можешь найти — придумай. Не можешь доказать — придумай так, чтобы доказывали обратное твои оппоненты.

— В наше время не все живут праведно, уж поверьте, — продолжал свой монолог Аникита. — Дело ведь не в деньгах. И не во власти. Хочется всякого в наше время. Например, мой дед занимался строительством этого прекрасного города. Его дело продолжил мой отец. И если дед начал с простого рабочего, а закончил хорошей бригадой, то, когда в дело включился отец... а, да что я. Вам наверняка не история моей семьи интересна.

— Нет, что вы, — машинально выдал я, хотя Аникита был прав полностью. — Я наоборот очень ценю истории о людях, которые добились всего сами, — потом повернулся к нему и добавил: — не умаляя при том заслуг тех, чей старт был не таким низким, если вы понимаете, о чем я.

— Понимаю. Полагаю, что и у вас тоже старт не был низким, как вы выразились.

— Довелось иметь кое-что, — улыбнулся я и отвернулся обратно.

Снег валил так, что скорость автомобиля снизилась до пешеходной. Сами же несчастные, кто на двух ногах пытался преодолеть снегопад, еще не перешедший в метель, двигались с огромным трудом.

Выручали сейчас разве что экипажи, но и те могли застрять, стоило только лошади попасть на тонкий слой снега.

— Мы почти приехали... кажется, — проговорил Аникита и наклонился вперед, чтобы