Марина стала оглядываться по сторонам, но некого, некогобыло позвать на помощь, даже охранник скорее всего спал в своей будке, а до«жилых корпусов» так далеко… Черт бы побрал этот санаторий с его территорией,«почти целиком отданной лесу», как говорилось в рекламном проспекте!

— Во, блин, дела! Че вам тут надо?! Какого хрена тогда заохрану платить, если всякий может!

Он подошел вплотную, Марина попятилась, Федор Тучковподдержал ее. Павлик сорвал с физиономии очки и стал рассматривать дверь своейдрагоценной машины. Колупнул что-то ногтем и опять стал рассматривать.

— Че вам надо возле моей машины?! Вам че, делать большенечего?!

— Марина хотела посмотреть тонированные стекла, — вдругсказал Федор Тучков. Как-то так сказал, что сразу стало ясно — именно это итолько это она и хотела сделать и подозревать их в посягательствах на машинуглупо. — Я недавно решил на свою тоже темные поставить. Она хотела посмотреть,как это будет выглядеть.

Павлик окинул ее взглядом, смерил с головы до ног. Взглядперестал быть таким, как у ящерицы, хотя глаза остались холодными, как будтоотливали ртутью.

— Ну че? — вдруг спросил он. — Посмотрели?

— Посмотрели.

— А ваша где машина?

Федор Тучков качнул головой направо. Павлик взглянулнаправо, и Марина тоже взглянула. Справа стоял целый ряд машин, и невозможнобыло угадать, какая из них принадлежит Федору Тучкову, но Павлик, очевидно,угадал, потому что ответом удовлетворился.

— А че, этот сторож хренов дрыхнет, что ли?

— Черт его знает.

— Не, если дрыхнет, я за ихний паркинг платить не стану!Бабки тянут, а сторожить ни хрена!

Федор Тучков пожал плечами — колыхнулись фиолетовые волны.

Марине показалось, что он держится как-то несколько свысока,так, что чугунноголовый Павлик как будто немного его опасается, хоть истарается не подать виду.

— Ну, ладно, мне… того… вещи надо вынуть. Я вчера не стал.Поздно уж было.

Неизвестно почему Тучков Четвертый не уходил и Марину подлокоток придерживал.

Мигнули фары, машина свистнула, чмокнули двери.

Павлик распахнул водительскую дверь и полез внутрь. Мариназаглянула в салон. То белое и длинное, что она заметила из-за мутного стекла,оказалось свернутой в трубку газетой. Перегнутый твердый знак с волнистымхвостом свидетельствовал о том, что это газета «Коммерсантъ».

Павлик читает «Коммерсантъ»?!

Марина вообще была не слишком уверена, что он умеет читать,а если уж умеет, то журнал «Клевые парни», но «Коммерсантъ»?!

Вдалеке показался заспанный, но бдительный сторож,привлеченный возней на вверенной ему территории, и Марина поняла, что сейчасначнется сражение, перед которым Бородинское, ставшее последним для предкаФедора Тучкова, — сущий пустяк.

— Пошли, — приказал потомок и увел ее.

За спиной разворачивалась баталия, и стало ясно, за кембудет виктория, а за кем — конфузия.

— Не, ты че, блин?! Спишь, что ли?! Я б уж давно ее угнал,если б мне надо было!

— Да ты ж не угнал!

— Да я, твою мать, тебе такого снотворного пропишу, что!

— Да че ты надрываешься-то?! Цела твоя машина!

— Да если б она не цела! И еще бабки им плати, охрана, блин!На хрена мне за такую охрану еще бабки платить!

Марина и Федор отошли уже довольно далеко, когда онаобнаружила, что он держит ее под руку — ужас какой! Она приостановилась — какбудто для того, чтобы поправить сандалию, и рука оказалась на свободе.

Вот так-то лучше. Она не позволит себе, не позволит ему, непозволит, чтобы мама подумала, не позволит, чтобы бабушка расстроилась…

А Эдик Акулевич, кстати, еще постоянно втирает в лысинулуковый сок, смешанный с соком редьки и постным маслом. Это его Марининабабушка научила — для роста волос.

…Ну и что? Ну и что?!

Что самое главное в мужчине? Самое главное в мужчине — этоум. Только почему-то ее все тянет заглянуть за ворот чудовищной фиолетовойраспашонки, потрогать твердую кожу — есть на ней волосы или нет?! — вытащитьстранный медальон из двух железок и рассмотреть его получше. И еще пальцами —вот самыми подушечками, легко-легко! — провести по монументальной шее, снизувверх, до заросшей твердой скулы, от которой чуть слышно и свежо пахнет, и щекакажется влажной и волнующей.

Сбоку Марина посмотрела на Тучкова Четвертого. Только вчераона была уверена, что он кретин. Вид у него был задумчивый.

Как только она увидела этот задумчивый вид, «приключение»моментально вернулось. Конечно, ну конечно же! Она ведет «расследование»!

— Ну Павлик-то точно за нами следил, — выпалила Марина. —Совершенно точно! Это значит, что он знает, что мы знаем, что он не знает, ктоубил его напарника, и хочет, чтобы мы выяснили, и тогда он убьет того, ктоубил.

— Для профессора математики, — заметил Федор кротко, — тывыражаешься на редкость ясно.

— Но ты же все понял, да? Понял же?

— Я понял, что в газету у него завернут отрезок трубы, —сказал Федор. — Старой и ржавой. Зачем?

Марина ахнула. Она не заметила никакого отрезка трубы. Оназаметила газету — «Коммерсанта», а отрезка не заметила.

— Ночью ехал, что ли? Боялся бандитов?

— Да он сам бандит!

— Мы этого не знаем.

— Вы, может быть, и не знаете, а я точно уверена!

Федор Тучков почесал за ухом.

— Видишь ли, точно ни в чем нельзя быть уверенным. Можнотолько предполагать, с той или иной степенью вероятности.

Ну вот, опять! Опять понесло от него скукой, гладкостью игавайской пестроцветной рубахой!

Если кто и найдет убийцу несчастного Георгия Чуева из номератриста двадцать пять, то это будет она сама, Марина, и никто ей в этом непоможет, зря она так уж растаяла на его утреннем теннисном бенефисе, а потомеще в бассейне, когда он поцеловал ее, а потом еще в коридоре, когда он…

Впереди и справа лежала река, — «О, Волга, пышна, величава,прости, но прежде удостой…» — блестела между деревьями ясным июльским блеском.Марина ходила купаться под вечер, когда на санаторном пляже было мало людей, —в следующий раз поедет на заимку, там совсем никаких людей не будет, прав ФедорТучков! — но навещала реку по несколько раз в день.