— Каладиум? — Олеандр окинул его взглядом и скривился, будто из грязной лужи хлебнул.

Покинув пост палача за ненужностью, Каладиум вечно выглядел, как ряженый грифон. Скандально-прославленный наряд Потрошителя гнил на чердаке и, ежели верить Фрез, давно порос плесенью.

Порос, да не совсем.

Ступни вели Каладиума по подвесному мосту. Вели к двум шептуньям, которые развешивали неподалёку от дома владыки белье. И бредших ему навстречу сметало с пути. Под его жилетом пряталась красная рубаха, перехваченная у талии кожаным поясом, утыканным лезвиями. Голову покрывал чёрный платок. От тугих сапог до колен отходили ремни, они перетягивали бедра крест-накрест. Справа к ремням крепился скрученный мотком хлыст.

Непривычное для дриад оружие. В Барклей не сыскался бы второй воин, владевший хлыстом.

Каладиум улыбался так, как улыбался бы кинжал, приставленный к горлу жертвы.

— Ой, а что это у нас тут?

Он приблизился к околевшим сплетницам. Сделал вид, что подхватил с тропы что-то крайне маленькое и добавил:

— Испокон веков страх приходится нам защитником. Он уберегает носы наши от сования в норы, где их могут откусить. Сознаете? Молю, будьте благоразумны, впредь не роняйте столь ценный дар. Дриады правящей семьи — не те существа, о ком дозволено распускать сплетни. Я понятно выразился?

Его кисть с оттопыренным мизинцем дрогнула, удерживая ни больше, ни меньше — пустоту. И прачки тупо таращились в никуда, словно ожидая появления загадочной вещицы с надписью «страх».

Вздор какой, а!

Пожалуй, плеяда — подруга отца — была не так уж и пьяна, однажды по звездам предсказав Олеандру родство с тем, кого нарекут Безумцем Из Преисподней. Не ясно только, почему из преисподней. Но…

Олеандр отвлекся от созерцания творившегося за окном сумасшествия и прикрыл створки.

— Эй, дружище! — ударил по ушам вопль Зефа. — Открывай давай, хорош взаперти сидеть!

— Господин Олеандр, мы к вам с вестями, — вымолвила Драцена. — Дозволите войти?

Олеандр крякнул. Инстинкты подсказывали, что вести те породят в нем желание разбить лоб о дерево.

Так и вышло. Стоило приятелям переступить порог, они обрушили на него град сведений. Новость, что по настоянию Аспарагуса ряды воинов пополнила былая Сталь, Олеандр воспринял спокойно. Но поперхнулся, когда Драцена уложила на стол саблю Дэлмара, которую нашел на склоне некий океанид. И замер, читая послание, написанное до боли знакомым почерком:

«Будьте любезны, возвратите сей клинок владельцу — сыну многоуважаемого правителя Антуриума Олеандру».

В ушах запереливался голос Глендауэра: «Не страшитесь, Малахит. Я всегда рядом, пусть и далеко».

Нелепость! Да мало ли на свете океанидов, из-под чьих перьев вытекают стройные письма?

— Говорят, он высокий очень, — Драцена короткими шажками доковыляла до подушки и уселась на неё.

Ерунда! Океанидов, протирающих макушками дверные притолоки, в мире тоже предостаточно.

— Один глаз он под нашлепкой скрыл, — примолвил Зефирантес. — Видать, в бою лишился.

И правда! С чего бы этому океаниду прятать изъян — отличающееся по цвету око, которое выдало бы его?

— Жаль, меня на склоне не оставили. — Голос Драцены сквозил досадой. — Хотела бы я на него поглядеть. Он уплыл и…

— Уплыл, — вырвалось у Олеандра.

— Уплыл, — подтвердил Зеф. — Может, кочевник какой? На склоне-то разруха. Видать, любопытно ему стало. Решил разведать.

И случайно так знал, что Глендауэр доверил саблю Дэлмара наследнику клана дриад?

— Где Рубин? — Олеандр скомкал листок.

Откинул за спину и посмотрел на Зефа, который зачем-то пополз под обеденный стол. Его руки и торс исчезли, только ноги остались торчать. Со стороны казалось, будто стол вот-вот его съест.

— Нет у меня еды, — пробурчал Олеандр. — В кладовую надо топать.

— У-у-у! — донесся из-под стола рев раненого зверя. — У меня с утра крохи во рту не было!

— Рубин в лекарнях, — поведала Драцена. Она вся как-то скукожилась, прижимая ладонь к боку. — У Сапфира, полагаю.

Как выяснилось, залатывая её рану, целители сплоховали. Олеандру ничего не оставалось, кроме как переналожить швы. Стоило отдать Драцене должное, лежа на подушках с оголенным животом и краснея до завитков ушей, она смотрела исключительно в потолок, премного помогая его рукам сохранять прямоту. Края раны медленно, но верно смыкались в невзрачную полоску. Стежки выходили на удивления ладные, узелки стягивались на равном расстоянии.

— А купцы к нам не заглядывали? — спросил Олеандр излишне резко, будто не принял бы отрицательный ответ.

— Лимнад один наведался, — Драцена почесала щеку. — Вы что-то заказывали у него? Я могла бы забрать.

— Нет, не так. — Олеандру потребовалось мгновение, чтобы вернуться к раздумьям о сущности Эсфирь. — Мне нужен перечень существ. Настолько полный, насколько это возможно.

— Книга? Так у вас же много книг…

— Наши фолианты я знаю наизусть. Таких созданий там не… — Олеандр осёкся и тихо продолжил: — … нет там нужных мне сведений.

— Хорошо, я передам ему ваш заказ, — вымолвила Драцена.

— Аспарагусу ни слова. — Олеандр приложил ко шву смоченную в обеззараживающем растворе ткань.

— Поняла.

Никаких разговоров о выродках и судных листах. Услаждая слух, из соседней комнаты лились ноты гитарного перебора — не сыскав дела для зубов, Зеф сыскал дело для пальцев. Порой он бухтел себе под нос, что путь к сердцу дриада лежит через желудок. Мол, вместо того чтобы размахивать мечами, Драцене следовало бы научиться готовить — глядишь, и суженые на запах сбегутся. Ответом ему стало недовольное сопение. И слова о четвертом и пятом ребре, между которыми пролегает истинная дорога к сердцу мужчины.

Говорят, существам трудно осознать значимость мгновения, покуда оно не превратится в воспоминание.

Сущий бред! Приятели вдохнули в выцветший мир Олеандра красок. И он прочувствовал этот миг каждой частичкой плоти и разума — окунулся в него, как в горячую купель.

Жаль, пришлось отвлечься.

Порыв ветра, напоенный духами, ворвался в дом через распахнутую дверь и выдул приютившееся там тепло.

— Нужно стучать, Фрез, — Олеандр бегло глянул на вошедшую.

Под стать отцу, Фрезия сегодня решила сиять. Отблески солнца плясали точно по граням драгоценных камней на её лиловом платке. Вынуждали их лосниться переливами и отражать на стены крохотные радуги.

Как-то матушка поведала Олеандру, что одна радуга появляется на счастье, а две и вовсе предвещают избавление от проблем. Но судя по морщинке, залегшей меж бровей Фрезии, о последнем речи не шло.