знала, что рано или поздно он принесет тьму в их дом. Она не была счастлива, зачав второго ребенка, однако и не представляла, каким кошмаром обернется его существование. Все началось с дурных снов. Каждый день беременности они преследовали ее. Она видела ужасающие битвы, крики оглушали ее. Тысячи, сотни тысяч людей без ал'сор на лбах исступленно выкрикивали имя: «Алламус, Алламус, Алламус». Они поднимали мечи за него, убивали и, умирая, страстно желали того, что он им обещал, – свободу от Великих Спящих. Ишари не понимала смысла снов, после себя они оставляли боль и пустоту.

Ишари просыпалась от собственных криков – покрытая по́том и измученная, она не могла даже подняться на ноги. Ее осматривали лекари и никаких недугов не обнаруживали. А Ишари становилось хуже.

На четвертом месяце беременности она перестала контролировать преодоление Грани. В любую секунду Ишари могла оказаться в Чертогах Ашу. Однажды она провела там шесть дней, а когда очнулась в собственных покоях, едва могла говорить. Ее выходили, но остановить непредсказуемое преодоление Грани никто не мог – с другими обученными жрецами такого не случалось.

На шестом месяце беременности ее кошмары ожили и стали столь же реальными, как слуги, дежурившие в покоях. Она увидела его, стоящего у ее кровати: юношу с незнакомым лицом и глазами, столь похожими на ее собственные. Он был облачен в темные одежды, не похожие на одеяния жрецов, а с его рук непрерывным потоком лилась кровь. Ишари знала, что смотрит на своего еще не рожденного ребенка. Она кричала и кричала, пока голос не покинул ее. Никто, кроме нее, не видел, как в покоях становится все больше и больше крови. Стекая с рук ожившего кошмара, она покрыла весь пол.

К девятому месяцу Ишари думала, что не переживет родов. Разрешение выдалось долгим и мучительным. И он, ее кошмар, все время был рядом – неподвижно стоял и смотрел на нее, а потом дотронулся до ее щеки. Кровавый ручеек сбежал вниз по ее лицу. Затем раздался первый крик ребенка, и безумные видения оставили ее.

Энки родился в полуночный час, и Ишари тут же отослала младенца подальше. Ей не хотелось касаться младенца, смотреть на него. Ее сердце ведало: он принесет смерть.

Эрра, разумеется, не понимал ее страхов. Многих уступок ей стоило согласие супруга отправить младшего сына подальше от семьи.

– Это все твоя вина, Ишари! – Лугаль ворвался без предупреждения. – Пошли вон! – рявкнул он слугам, и те не посмели ослушаться.

Они исчезли из комнаты быстрее утренней прохлады в летний день.

– Твоя дурная кровь! Я ни к чему не причастен! Почему Нергал призвал и меня?! Я лишь пару раз видел твоего щенка и никогда не советовал ему бежать из обители.

– Понимаю твою дилемму.

– Так скажи ему, что я невиновен!

– О, конечно, Лугаль. Будь уверен: я слов не пожалею.

Ишари усмехнулась, предвкушая, как Лугаль взорвется от ярости. Увы, представление оборвал приход Нергала. Одежды вершителя запылились после путешествия, на бесстрастном лице, впервые на памяти Ишари, проступила эмоция – раздражение.

– В-вершитель!

Лугаль подскочил как ужаленный. Ишари осталась сидеть, делая вид, что ничего необычного в появлении Нергала нет.

– Я ни при чем! Энки сбежал без моего ведома. Его семья – вот кого нужно допросить! Неизвестно, что они еще планируют!

Нергал громко выдохнул. Терпение покидало его.

– Лугаль, ты объявил наследника без ведома вершителей.

– Я… я… я… это не так!

– Не так? Высокородные семьи засвидетельствовали это. Все они лгут?

– Нет! Нет… Я имел в виду…

Лугаль заозирался, ища поддержки.

Ишари на него не смотрела.

– Ты посмел пойти против вершителей, Лугаль.

– Нет! Я следовал вашим приказам! Вершитель велел объявить Шархи наследником! Вершитель Маар! Тот, рыжий! Все время скалился, забавлялся! Спросите его!

– Ложь!

– Ашу мне свидетели! Я говорю правду!

– Когда это случилось?

– Я… через несколько дней после вашего отъезда? Точно не п-помню. – Лугаль тяжело сглотнул.

– Ступай и объяви нового властителя, Лугаль. Им будет Варасса из семьи Дадуш.

– Я… я… я так и сделаю! Сейчас же так и сделаю!

Лугаль поспешил уйти и дважды запнулся о полы одежд. Ишари бы посмеялась над его неуклюжестью, но горло ее сдавило от одного взгляда Нергала.

– Твой сын будет наказан.

– Энки не часть моей семьи. Вся обитель – свидетель этому, вершитель. Мы без лишней огласки отреклись от него давным-давно – его имени нет в родовых книгах, сами проверьте. Моя семья…

– В Бездну твою семью! – Вершитель повысил голос – и в нем промелькнуло что-то человеческое. – Ты была в курсе планов мальчишки, Ишари?

– Нет. Я не знаю ничего о его жизни. И не хочу знать.

Но она узнает – Ишари не сомневалась. И не только она. Ее сын прольет столько крови, что окрасит ею все реки Аккоро.

– Какая предусмотрительность, Ишари! Заранее отреклась от сына. Ты определенно что-то утаиваешь…

Ишари промолчала.

– Я найду его, Ишари. Найду и заставлю заплатить за преступления.

Вершитель покинул дворец, но Ишари еще долго не могла выдавить из себя ни слова. Она чувствовала: погибель подбирается к ее роду.

Заброшенное поселение провоняло гнилью – люди ушли так быстро, что не взяли с собой в дорогу ничего, даже снедь. Через щели в стене покосившегося амбара проглядывали невзрачные маленькие домики: у одних обрушилась крыша, у других не было дверей.

Энки старался не обращать внимания на пустующие проемы – ему мерещились тени, сновавшие по углам покинутых жилищ.

Метка проклятия, выжженная на трухлявом дереве, велела путникам не приближаться к деревне. Энки и Шархи ее попросту проигнорировали. Два дня пути без сна иссушили их – усталость заполнила тело и не оставила другого выбора. На дрожащих от напряжения ногах они зашли в первый подвернувшийся дом и повалились на покрытый грязной соломой пол. А дальше – темнота, лишенная покоя.

Энки снилось, что он продолжает бежать, а в спину вот-вот вонзится стрела. Молодой жрец чувствовал боль – она терзала все тело, особенно ноги. Ступни будто погрузили в раскаленные угли или раз за разом полосовали кожу кинжалами.

Энки со стоном открыл глаза и не сразу понял, где находится. Старый амбар вернул воспоминания прошлых дней, но сосредоточиться на них не получалось. Холод и жар волнами накатывали на него, разгоняя здравые мысли. Энки облизал пересохшие губы и с трудом сел. Жажда, которой он никогда не испытывал до этого, выжгла все желания, кроме одного – вдоволь напиться.

Скрипнули доски – в амбар вошел Шархи. Он нес ветхий мешок