Первое письмо Прии было пропитано смущением и тревогой. «Большинство описаний проблемных браков не соответствуют моей ситуации, – начала она. – У нас с Колином чудесные отношения. Трое прекрасных детей, финансовая стабильность, любимая работа, добрые друзья. На работе ему нет равных, он чертовски красив, нежен в постели, подтянут и добр ко всем, включая моих родителей. Моя жизнь хороша».

И все же Прия изменила ему с арбористом, убиравшим дерево, упавшее на соседский гараж во время урагана Сэнди. «Я бы в жизни не пошла с ним на свидание – черта с два. Он ездит на пикапе, он весь в наколках. Все так банально, что мне даже стыдно говорить об этом – это все равно как если бы начальник закрутил роман с молоденькой секретаршей. И это опасно. Это может одним махом разрушить все, что я построила, хотя мне вовсе этого не хочется. О романе знает только мой психоаналитик. Она посоветовала мне заблокировать его номер и больше никогда с ним не говорить. Я понимаю, что она права, и пыталась оборвать контакты, но всякий раз снова выходила на связь».

Прия с придыханием рассказывала мне о происходящем, но при этом была не на шутку перепугана. «Нам некуда пойти, поэтому мы прячемся в его пикапе, в моей машине, в кинотеатрах или на скамейках в парке. Он залезает ко мне в штаны. Я чувствую себя как девчонка, у которой появился первый парень». Она всячески подчеркивала этот школьный характер их отношений. За весь период романа они переспали от силы раз пять – дело здесь было не столько в сексе, сколько в возможности почувствовать себя сексуальной. Прия попалась в типичную ловушку измены: «Так дальше продолжаться не может. Но я не могу положить этому конец».

Прия не могла понять, почему оказалась в такой ситуации. Она тоже верила, что такое случается, только когда возникают проблемы в браке. Однако, пока она перечисляла все плюсы своей супружеской жизни, я начала подозревать, что ее измена никак не связана ни с мужем, ни с отношениями.

В подобных случаях упрямый поиск причин измены в браке становится примером проявления так называемого «эффекта уличного фонаря», когда пьяница ищет ключи не там, где их потерял, а там, где светло. Люди склонны искать там, где сделать это проще всего, а не копать в тех местах, где с наибольшей вероятностью таится правда. Возможно, это объясняет, почему многие психотерапевты, специализирующиеся на работе с парами, отчаянно цепляются за теорию симптома. Таким образом они могут оставаться на знакомой территории отношений, вместо того чтобы погружаться в болото проступка. Гораздо проще свалить вину на несчастный брак, чем столкнуться с экзистенциальной сложностью наших амбиций, желаний и стремлений. Проблема в том, что в отличие от пьяницы, который так и не находит ключи, психотерапевт всегда может найти недостатки в браке. Но они не всегда дают нужный ключ, чтобы открыть истинный смысл измены.

Тщательная экспертиза брака Прии определенно дала бы какой-то результат – выяснилось бы, что она находится в зависимом положении, потому что зарабатывает меньше мужа; что она склонна подавлять свой гнев и избегать конфликтов; что порой она ощущает приступы клаустрофобии; что две личности постепенно сплавляются в единое «мы», что точнее всего отражает фраза: «Нам понравился этот ресторан?» Выбрав этот путь, мы с ней поговорили бы о многом, но только не о том, о чем нужно было говорить. Даже если у пары действительно есть «проблемы», это не значит, что именно они привели к измене.

– Думаю, дело в вас, а не в вашем браке, – сказала я Прие. – Расскажите мне о себе.

– Я всегда была хорошей. Хорошей дочерью, хорошей женой, хорошей матерью. Прилежной ученицей. Отличницей.

Прия родилась в семье индийских иммигрантов скромного достатка. Для нее вопрос «чего я хочу?» всегда был неразрывно связан с вопросом «чего они хотят от меня?». Она никогда не ходила на вечеринки, не напивалась и не гуляла допоздна. Свой первый косяк она выкурила в двадцать два. Окончив медицинский институт, она вышла замуж за правильного парня и даже пригласила родителей пожить вместе с ними, а затем купила им недорогую квартиру. В сорок семь лет перед ней стоит серьезный вопрос: «Будут ли они любить меня, если я не буду идеальной?» В голове у нее порой звучит голосок, спрашивая, как живут те, кто не так «хорош». Одиноки ли они? Больше ли у них свободы? Чаще ли они развлекаются?

Измена Прии не симптом и не патология. Это кризис личности, внутренняя перестройка ее представлений о себе. На встречах с ней мы говорили о долге и желании, о зрелости и юности. Ее дочери-подростки наслаждались такой свободой, какой она никогда не знала. Прия поддерживала их, но в то же время и завидовала им. Накануне пятидесятилетия она ударилась в собственный отложенный подростковый бунт.

Ее мотивация может показаться глупой – в мире уж точно есть проблемы и поважнее. Прия и сама согласна с этим. Мы сошлись во мнении, что ее жизни можно позавидовать. И все же она решила всем этим рискнуть. Этого мне было достаточно, чтобы не приуменьшать ее проблем. Моя роль заключалась в том, чтобы помочь ей понять собственные поступки. Очевидно, что ее роман не мог перерасти в любовь всей жизни (хотя порой случается и такое). Это был роман, которому рано или поздно суждено было закончиться – желательно, не разрушив в процессе ее брак.

Романы на стороне зачастую разворачиваются в параллельной вселенной, свободной от тягот повседневной жизни и потому дающей надежду на избавление. Для некоторых эта вселенная становится миром возможностей – альтернативной реальностью, где можно переосмыслить собственную жизнь и начать все заново. И все же эта реальность кажется безграничной только потому, что она заключена в рамки окутывающей ее тайны. Это чудесная интерлюдия, поэтический эпизод прозы жизни.

Поэтому запретная любовь по природе своей утопична, особенно в сравнении с приземленными ограничениями брака и семьи. Главная черта этой эфемерной вселенной – и ключ к пониманию ее невероятной притягательности – заключается в ее недосягаемости. Романы на стороне по определению нестабильны, сомнительны и противоречивы. Неуверенность, неопределенность, незнание, когда мы снова встретимся с любовником, – иначе говоря, те чувства, которых мы не потерпели бы в основных отношениях, – в тайном романе разжигают пламя. Поскольку мы не можем заполучить любовника, мы продолжаем хотеть его, ведь нам всегда хочется того, что получить нельзя. Именно эта недосягаемость придает романам на стороне эротическое обаяние, которое поддерживает огонь желания.

Роман на стороне еще сильнее контрастирует с реальностью, когда многие, подобно Прие, выбирают любовников, которые не могут стать их постоянными партнерами. Влюбляясь в человека из другого класса, культуры или поколения, мы играем с возможностями, которые в обычной жизни не стали бы и рассматривать.

В своем эссе о романе с замужней женщиной журналистка Анна Пулли пишет, что неверность обещает нам «жизнь, которая не может стать [нашей]». «Я была дорогой, по которой она никогда бы не прошла… – пишет Пулли. – Наша любовь держалась на возможности – мы предлагали друг другу безграничный потенциал. Перед таким обещанием у реальности и вовсе не было шансов… Она воплощала в себе совершенство – иначе и быть не могло, потому что в ней не было никаких ловушек реальных отношений… Она была совершенна отчасти потому, что давала отдушину, что всегда готова была предложить больше».