– Умоляю, вас сударь! Что произошло? Она жива? – забеспокоился венценосный любовник.

– Жива, просто потеряла сознание. На неё напали двое неизвестных, видимо хотели ограбить – графиня заехала одна слишком далеко в лес. По счастливой случайности я услышал её зов о помощи…

– О! Сударь! – воскликнул король. – Я ваш должник… Как ваше имя?

– Дон Альварес ди Калаорра, испанский идальго, – прелат решил назваться вымышленным именем и играть роль испанца до конца, тем более король его попросту не узнал, слишком мимолётна была их встреча на аудиенции полгода назад.

К лошади дона Альвареса уже подбежали два королевских лейб-медика, приняли столь ценную ношу и тут же осмотрели её.

– Рана не опасна, ни один из жизненно важных органов не задет, – констатировал один из лейб-медиков.

Невольно прелат поймал себя на мысли: «Интересно Франциск был также предупредителен с маркизой де Монтей, прежде, чем отдать её в руки инквизиторов?» И ощутил горечь утраты.

Судьба не была к нему благосклонна. Знание того, что отец, король Франциск I, фактически отправил на верную смерть ни в чём неповинную маркизу де Монтей, его мать… – отнюдь, не придавало желания и далее служить на благо Франции. Прелат чувствовал внутренне опустошение, бесполезность своих стараний, а главное – он начинал ненавидеть короля. И это последнее обстоятельство, напугало его более всего.

* * *

Октябрь на юге Франции, в Лангедоке, стоял на редкость тёплым. Рене де Шаперон, теперь уже, в связи с последними событиями, испанский идальго – дон Рене Альварес ди Калаорра де Бланшефор, приближался к своим владениям, щедро пожалованными королём Франциском за спасение фаворитки, располагающиеся почти у отрогов Пиренеев.

Дон Рене Альварес путешествовал один, его телохранитель-оруженосец Хуан удостоился особой чести и поступил на королевскую службу, тотчас снискав уважение и немалый чин лейтенанта гвардии Его Величества; профессор Фернандо Сигуэнса отбыл в Вандом, дабы написать очередной научный трактат.

Его молодой бургундский жеребец, белый, словно свежий только что выпавший зимний снег, был изрядно нагружен. Седельная сумка, доверху нагруженная подъёмными, выписанными самим министром финансов де Бризе по милостивому пожеланию короля, в размере десяти тысяч су серебром, мелодично позвякивала.

Вскоре дон Рене Альварес достиг верхнего течения реки Од, на горизонте показалось поместье Ренн-де-Шато и холм Ле-Безу с возвышающейся сторожевой башней.

Некогда, в лучшие времена, в Ле-Безу располагался гарнизон тамплиеров, охранявших путь из Лангедока в королевство Арагон, идущий через Пиренеи на Сантьяго-де-Капостеллу, куда беспрестанно следовали паломники, дабы приложиться устами к гробнице Святого апостола Иакова.

И вот на расстоянии примерно четверти лье дон Рене Альварес увидел очертания замка Бланшефор: он походил на орлиное гнездо, прилепившееся к горам. По мере приближения идальго увидел полуразрушенные сторожевые башни, прогнившие от времени ворота и мост, переброшенный через горную расщелину, словом, его теперешнее родовое гнездо нуждалось в серьёзном восстановлении.

Дон Рене Альварес внимательно осмотрел подъёмный мост, пожалуй, на него не ступала нога человека лет сто. Он огляделся: некогда Бланшефор выглядел величественно, но теперь… Увы!

Впереди, за горным перевалом, простиралась Испания. Она многообещающе манила и будоражила воображение Рене Альвареса. Идальго слегка пришпорил жеребца, направившись по узкой горной дороге, здраво рассудив, что его новое имя – Рене Альварес ди Калаорра де Бланшефор[72]– непременно произведёт должное впечатление по ту сторону Пиренеев.

1245 год от Рождества Христова, окрестности озера Маракайбо[73]

Вот уже второй день Чёрный Лис пробирался сквозь джунгли. Его израненные кровоточащие ноги уже не чувствовали усталости; руки же – с сорванными ногтями, оттого, что приходилось побираться через заросли и поваленные деревья, взбираться, словно дикое животное, на каменистые холмы, – постоянно ныли от боли.

Постепенно он терял силы, всё более удаляясь от злополучного города, в глубине души он надеялся, что его преследователям приходится также тяжело, как и ему, или – или хотя бы почти также…

Силы оставляли Чёрного Лиса, наконец, он не выдержал – ноги подкосились и он упал на землю. Его обдало сыростью, исходящей от земли, ведь только недавно закончился сезон дождей; испарения поднимались от земли молочным туманом, особенно это было заметно по утрам…

Чёрный лис, словно животное лизал траву, для того чтобы хоть как-то утолить жажду. Его губы пересохли от быстрого бега, казалось, что язык стал огромным и шершавым, как тёрка для овощей…

Немного утолив жажду, Чёрный Лис замер: неожиданно перед глазами пронеслась вся его недолгая жизнь.

Вот он видел себя маленьким мальчиком. Его отец, советник вождя Мацетулы, пользовался уважением в многонаселённом Аусталькале. Сам же Чёрный Лис, его сестры и мать ни в чём не нуждались, живя в просторном, уютном доме. По понятиям тольтеков[74]они были богаты и даже очень… Но…

Вождь Мацетула не мог произвести на свет наследника – его жёны, а их было четыре, рожали только девочек. Шло время, тольтеки постепенно начинали роптать: что же станет со столь огромным городом после смерти вождя?

Мацетула – уже в зрелом возрасте, недавно он встретил свою пятидесятую весну – но не смотря на это, решил взять пятую молодую жену. К всеобщему удивлению тольтеков она родила в положенный срок мальчика.

Вождь тотчас истолковал это, как дар небес, и без тени сомнения принёс своих старших четырёх жён в жертву Богу Солнца. Младенец прожил всего лишь год и неожиданно умер. Симптомы болезни были весьма странными, затем молодая жена Мацетулы, не пережив горя, также отправилась к своим праотцам в Миктлантекутли[75].

Мацетула был сломлен, оставшись без наследника, раздавленный жизненными обстоятельствами, он лишился разума. Власть по законам Аусталькале перешла к Верховному жрицу Солнца.

Первое время по его приказу приносились многочисленные жертвы, состоявшие в основном из пленных, захваченных на соседних территориях теочичимеков[76]. Жрец Солнца приказал изготовить ритуальную чёрную маску, символизирующую Мишкоатля, вождя пленённых теочичимеков, для того чтобы у него «на глазах» убивать его же соплеменников. Перед ритуальной маской убивали мужчин и женщин. Причём женщину ударяли головой четыре раза о камень, затем голову отрубали и бросали в специальную жертвенную корзину; мужчинам же рассекали жертвенным ножом грудь и вынимали сердце. В такие моменты толпы тольтеков, собравшиеся перед Храмом Солнца, ликовали.