Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дальняя стена покрыта граффити с датами и именами тех, кто путешествовал по лесу. Более старые надписи похожи на каракули, сочетание плавных размашистых линий с резкими штрихами, повсюду на стене – круги-точки размером с кулак, некоторые из них закрашены, другие – процарапаны в стене и напоминают дырки, а еще там сломанные кольца вроде того, что на обложке «Черного гида». Цитаты из Воннегута («Такие дела»), Хемингуэя, Плат, ода Джеку Лондону[27], фрагмент из книги Иова: «Можешь ли ты удою вытащить Левиафана… и веревкой схватить за язык его? Будет ли он умолять и будет ли говорить с тобой кротко?» (sic)
Большими заглавными буквами: «Томми О. отправился в лес в июне 2013 года навсегда».
Развел костер. Устал. Еще час придется просидеть без солнечного света. А потом, надеюсь, усну. Завтра тщательно обследую окрестности. Поищу в лесу что-нибудь съедобное, что мог бы съесть Томми (и несъедобное тоже), постараюсь думать, как Томми, не буду просто полагаться на свои запасы. Займусь делом. Когда ты остаешься вот так, совсем один, главное – не заблудиться в своих мыслях. Надо найти другое место. Похоже, СИНИЙ блокнот[28]† тоже превращается в дневник… Боже, я до сих пор веду себя как жалкий страдающий подросток! ИДИТЕ ВСЕ НА ХРЕН! НЕЛЬЗЯ ДОВЕРЯТЬ ТЕМ, КТО СТАРШЕ 30 50! Ночь прохладнее, чем я думал. Снаружи насекомые исполняют симфонию. Так красиво. Мне всегда это нравилось.
5 июля
Встал на рассвете. Обошел территорию вокруг амбара. Прохладно и облачно. Ничего необычного. Найти съестное в лесу оказалось совсем несложно, но сейчас июль. Через несколько месяцев отыскать здесь еду будет гораздо труднее.
вводный параграф? Мы с Томми Овсепяном оба дали обещания тем, кого мы любим. Мы не лгали и в те моменты говорили искренне, от чистого сердца. Откуда я это знаю? Все эти обещания «Я остаюсь» – одинаковые и даются для того, чтобы их нарушить. Мы уже были обещаны (нечитаемо)
Наверное, придется выбросить все это дерьмо. Издателю не понравится такой гибрид мемуаров и документальной прозы.
Думаю, нужно будет расставить маленькие ловушки вроде натяжной проволоки и тому подобного, если не получится ничем больше занять голову. У меня достаточно еды. Нет нужды охотиться на какую-нибудь живность. Вместо этого все утро провел за чтением «Черного гида». Как говорил один из моих любимых преподов – профессор по литературе и большой сквернослов: «Похоже, у нас тут полная задница». Мне не терпится поскорее вернуться и поговорить с Трейси, интересно, что ей удалось нарыть по этой безумной книжке.
Ладно. Черт. Я напуган и взбудоражен. Смеркается, я листаю мой старый СИНИЙ блокнот и нахожу много пометок, которых не делал. Они не мои. Это не мой почерк. Бля. Я не помню, чтобы оставлял свой блокнот где-нибудь на виду в Хэппи-Вэлли. Может, это горничная в мотеле решила так странно подшутить? Нет. Нет, тут еще какие-то гребаные символы, темные круги и сломанные кольца, как на стене амбара, и фраза «он так голоден» была написана между строк в записи от 3 июля. Я писал это в палатке. Уже здесь. Выходит, я уже начал писать во сне? Что за дерьмовая жуть! Но иначе и быть не может. Здесь никого нет. За мной никто не следил. Я пишу во сне или что-то в этом роде. И при этом левой рукой? Это моя левая рука. Похоже, тут есть еще пометки. Да. Есть. Бля! Скотт был прав. Мне больше не стоило одному ездить в подобные места. А я думал, что еще способен на такое. Завтра утром нужно собраться и валить отсюда. Только бы удалось связаться со Стивенсоном, чтобы он забрал меня на день раньше. Разберусь со всем этим, когда вернусь в Хэппи-Вэлли. Бля, бля, бля.
Уснул около костра, и меня разбудили хлюпающие звуки из предыдущих снов. Они наполнили собой весь амбар. Какие-то мокрые извивающиеся существа стали вылезать из-под земли. В голове шумело. Меня стошнило прямо на собственную грудь. Я вытащил из кармана маленький походный топорик и закричал. Кто-то зашевелился. Тени ожили. Я ходил вокруг костра, пытаясь рассмотреть, что там такое и куда мне бежать. Я в любой момент мог убежать. Убежал же я на Эвересте. Я присел на корточки рядом с рюкзаком, стал вынимать из него все, оставляя только то, что может мне пригодиться после того, как я выбегу отсюда через дверь. Два длинных абсолютно белых отростка обвились вокруг моих лодыжек, рывком опрокинули на землю и потащили прочь от костра. Свет и тепло остались где-то далеко, мне стало очень холодно, я снова оказался на белой горной вершине. Я размахивал и колотил руками, но затем и их тоже прижали к земле. Я не мог пошевелиться. Затухающий костер отбрасывал дрожащие тени, белые чудовища извивались вокруг меня, их руки, ноги, шеи переплетались, словно клубок червей. Круглое, искаженное, изуродованное и расплавленное лицо Томми нависло над моими ногами. Мою правую руку они держали у меня над грудью рядом с лицом. Еще одно лицо возникло из клубка извивающихся чудовищ, и это лицо было уже и не лицом вовсе. Оно было каким-то дурацким: слепым и все состояло изо рта – широкой черной дыры, которую невозможно заполнить целиком. Это лицо когда-то принадлежало мертвому альпинисту, которого я оставил на Эвересте. Я прокричал его имя – Карл, извинился перед ним за то, что не помог ему, хотя он просил о помощи, его обмороженные губы почти не могли двигаться, но он просил меня о помощи. Очень медленно он поднес мою руку к своему рту, я почувствовал, как кончики пальцев прикоснулись к невероятно холодному нёбу, я снова закричал, что мне очень жаль, что если бы я остановился и попытался ему помочь, мы бы оба погибли, что его уже было не спасти, что я был недостаточно сильным, чтобы помочь ему спуститься вниз, что все равно ничего бы не получилось, он бы не выжил, и у меня не было выбора. Рот заглотнул мои пальцы по костяшки, а потом в мягком, мокром, холодном рту появились зубы, и это было восхитительно.
25 июля
В больнице «Лабрадор-Гренфелл-Хелс»[29]
Спасательная группа во главе со Стивенсом явилась в амбар через два дня после того, как нам не удалось встретиться в условленном месте. Меня вывозили оттуда на вертолете. Смутно помню яркий солнечный