Глупо было бы думать, что кто-нибудь из них мог снова стать прежним.

Но прошлой ночью она была той, о которой он мечтал, с разметавшимися по плечам огненными волосами и глазами, в которых светилась любовь. Мэттисон чувствовал себя триумфатором, сумевшим завоевать сердце этой женщины.

Точно так же, как когда-то давно, когда завоевал сердце Коры. Тогда он рискнул всем, чтобы она навсегда осталась с ним. Но она все же ускользнула из его рук.

Если он снова потеряет ее…

Когда они приедут в Кингсмид, эта хрупкая слабая связь, которая только начала зарождаться между ними, подвергнется испытанию. Мэттисон понимал, что она будет чувствовать себя неловко под бдительным присмотром его домашней прислуги.

– Скоро мы остановимся, чтобы поменять лошадей, – хмуро сказал он. – Можем остаться там на ночь.

Мэри недоуменно выглянула из окна.

– Но сейчас же только середина дня, – заметила она.

В ответ на ее озадаченный взгляд лорд Мэттисон нахмурился. Этим утром он проснулся с желанием как можно быстрее узнать прошлое этой женщины, чтобы навсегда связать с ней свою жизнь.

Но теперь самым важным ему казалось то, что связывало их в эту минуту. Правда могла еще немного подождать. Он был бы последним глупцом, если бы пренебрег тем, что обрел с этой женщиной, называвшей себя Мэри!

– Если задернуть шторы, будет темно, – ответил он.

Мэри широко раскрыла глаза. Покраснела. Но возражать не стала.

С довольным мычанием лорд Мэттисон заключил ее в объятия и завладел ее губами.

К неудовольствию Мэри, они остановились на ночь только один раз. И лорд Мэттисон был особенно настойчив, утверждая, что они должны ехать дальше. Однако уже к вечеру следующего дня он взял ее за руку со словами:

– Осталось уже недолго. – Наклонившись вперед, он показал в окно. – Мы уже подъезжаем к Бамфорду. Этот город ближе всех к поместью.

Им потребовалось совсем немного времени, чтобы проехать через этот шумный и на вид процветающий городок. Дальше дорога пошла в гору, и экипаж замедлил ход. Они добрались почти до конца крутого подъема, когда кучер свернул на дорогу, ведущую влево по кромке холма. Из своего окна Мэри видела акры жирной фермерской земли, расстилавшейся внизу в лощине.

Однако потом экипаж резко взял вправо, и богатые угодья исчезли из вида. Они въехали в лес.

Вскоре, проехав между двумя каменными столбами, экипаж оказался на подъездной аллее, полностью скрытой под сенью деревьев. Деревья обступали аллею так плотно, что один или два раза их ветви царапнули бока экипажа с таким скрипом, как будто невидимые призраки скребли по нему когтями, пытаясь не пустить их дальше.

Мэри поежилась и сказала себе, что жуткий образ возник только потому, что они после дороги среди ярко-освещенных полей попали в темную лесную чащу. Но она так и не смогла избавиться от дурного предчувствия. С каждым ярдом оно становилось все сильнее.

– Тебе холодно, милая?

Она вздрогнула, когда лорд Мэттисон погладил ее по руке. Мэри так пристально следила за тем, как тени длинными пальцами пытались проникнуть внутрь экипажа, как будто хотели схватить ее за горло и задушить, что почти забыла о нем.

– Н-нет, не холодно, – с трудом выдавила она, стуча зубами. – Мне страшно.

Тени не только силились пролезть снаружи в экипаж, они поднимались у нее внутри, набирая такую силу, что она не знала, как долго сможет сдерживать их. Хотя, может быть, не стоило и пытаться? Мэри ведь уже знала, что такие вещи не так страшны, как их воображаешь. Разве не напугал ее лорд Мэттисон, когда она впервые увидела его выходящим из темноты? Но стоило ей взглянуть ему в лицо, и она поняла, что в нем совсем нет ничего страшного.

– Сейчас снова будет светло, – сказал он и, увидев ее побледневшее лицо, обнял за плечи. – За следующим поворотом начинается парк, и ты сможешь увидеть дом.

Ее зеленые глаза, устремленные на него, округлились, и у Мэттисона возникло ощущение, что она видит перед собой не его.

Так оно и было. Сознанием Мэри завладел призрак. Ей виделся образ увитого плющом господского дома в елизаветинском стиле, с множеством каминных труб и десятками окон, разделенных переплетами, где в свете низкого закатного солнца поблескивали стекла, отчего стены казались усыпанными драгоценными камнями.

– Я велел приготовить для тебя твою старую комнату. Ту самую, где ты жила, когда была здесь раньше. Думаю, это поможет тебе быстрее освоиться. И еще я подумал, что, если сразу объявить всем, что ты моя невеста, это оградит тебя от сплетен…

Панический страх сковал Мэри.

– Вы хотите, чтобы я спала в ее комнате?! – Она уже видела эту комнату. Очень живо. Там стояла старинная кровать с балдахином, а из окна открывался вид на парк, ведущий к озеру. В шкафу, отделанном искусной резьбой висели платья, а рядом на полу выстроились туфли… Неужели он ждал, что она станет надевать вещи мертвой женщины… спать в ее постели?

У Мэри перехватило дыхание.

– Я не могу, – выпалила она, потянув ленты шляпки, которые вдруг стали ее душить. – Я задыхаюсь…

Она в отчаянии вцепилась в верхние пуговицы своего пальто, неожиданно начавшего давить ей на грудь. Все вокруг закружилось. Однако сквозь туман, заполнивший карету, она видела, как лорд Мэттисон протянул руку, чтобы открыть окно с ее стороны. Мэри почувствовала прохладный воздух, коснувшийся ее щек, и услышала его голос:

– Так лучше?

Но стоило лишь ей потянуться вперед навстречу солнечным лучам, внезапно заглянувшим в карету, как она увидела нечто, отчего у нее снова перехватило дыхание.

Это был дом. Старый, увитый плющом, с множеством каминных труб и окон, стекла которых поблескивали, словно драгоценные камни…

– Кора, дорогая, дыши… – донесся откуда-то издалека голос лорда Мэттисона. Но она больше не видела его. Вместе с ней в карете был другой. Более молодой мужчина. Он говорил: – Ты только посмотри, какой большой дом. И ты будешь здесь хозяйкой. Ты видела что-нибудь подобное?

Сердце упало. Мэри не хотела быть хозяйкой этого дома. Она приехала сюда совсем не за этим.

– Не называйте меня Корой, – произнесла она сдавленным голосом. – Все это не для меня. – Она показала на большой дом в елизаветинском стиле. – Я никогда не хотела и никогда не захочу…

Мэри уже не могла не признаться себе в том, что она уже ездила по этой дороге раньше и в ту пору испытывала те же чувства, что и теперь. Эта уверенность поднялась откуда-то из глубины ее души и накрыла с головой, заставляя забыть все, что произошло за последние семь лет, пока она не превратилась в жалкую, дрожащую юную девушку с безнадежно разбитым сердцем.

– Нет! – в отчаянии крикнула она. – Я не она. Я Мэри!

Она слышала скрип колес по гравию аллеи. Она чувствовала его руки, поднимающие ее и несущие туда, куда она не хотела идти. Она не могла бороться с тенями, но с ним могла. И она боролась. Цепляясь и царапаясь руками, словно превратившимися в когти.