Он покачал головой:

– Я наслаждался, глядя, как ты лежишь здесь обнаженная и раскрасневшаяся от наших любовных игр. Но, знаешь, – он наклонился, чтобы заправить ей за ухо непокорный локон, – твоя природная скромность радует меня не меньше.

Склонившись над ней, он медленно и томно поцеловал ее в губы.

– Ты совершенно восхитительна.

А потом резко встал и произнес:

– Но ты, должно быть, проголодалась. – Он выпрямился и подошел к звонку, висевшему около камина. – Я прикажу Эфраиму принести нам завтрак. – Увидев, как Мэри бросила на дверь взгляд, полный ужаса, он добавил: – Просто задерни полог.

Она была благодарна за эту подсказку, но, даже укрывшись за пологом, не хотела оставаться нагишом, когда в комнате будет Эфраим.

– Моя рубашка, – сказала она, показав туда, где она валялась на полу.

Лорд Мэттисон с понимающей улыбкой поднял сорочку и протянул ей как раз в тот момент, когда в дверь постучал Эфраим. Мэри испуганно пискнула и, встав на колени, попыталась задернуть полог, не выпуская из рук одеяло.

Лорд Мэттисон тихо рассмеялся, задернул его и лишь затем позволил Эфраиму войти. Немного успокоившись, Мэри натянула на себя мятую ночную рубашку и, после того как слуга, поставив поднос с завтраком на консольный столик у двери, снова вышел, робко высунулась.

Лорд Мэттисон наливал в ее чашку горячий шоколад.

– Сколько тебе надо времени, чтобы привести себя в порядок и собраться в дорогу? – спросил он, протягивая ей чашку.

– В дорогу? – Сердце Мэри замерло в груди. Она думала, что после его слов, сказанных прошлой ночью, они останутся здесь вдвоем. Как она могла так ошибаться?

– Не смотри так обиженно. – Он нахмурился. – Пойми, я должен как можно скорее увезти тебя из Лондона. Здесь у тебя слишком много врагов. – Он намазал булочку маслом и медом и продолжил объяснять: – Мадам Пишо уже показала, на что она способна. Если до лорда Сэндифорда дойдет слух, что девушка, которая изуродовала ему руки, находится в пределах досягаемости… – Лорд Мэттисон поморщился. – И не стоит забывать об обманутых амбициях семейства Уинтерс. Однажды они уже попытались от тебя избавиться. В Кингсмиде мне будет проще тебя защитить. – Бросив на Мэри оценивающий взгляд, он добавил: – И уж конечно, если мы будем там, то сможем отыскать след той женщины. Той, которая привела тебя в Окэм-Холл.

Мэри поставила чашку с блюдцем на прикроватный столик и пересела в кресло.

– Мы должны ее найти. Отыскать какие-то неопровержимые доказательства, что ты Кора, – настаивал Мэттисон.

– Прошлой ночью, – возразила она, – вы говорили, что мы сможем жить, как я захочу…

– Как только выясним, кто ты! Но, черт возьми, я хочу на тебе жениться! – выпалил он. – Ты должна занять положенное тебе по праву место рядом со мной, а не прятаться, как будто тебе есть чего стыдиться! А ты сама сказала, что согласишься выйти за меня, только если я смогу доказать, что ты – Кора, – напомнил он.

Мэри покачала головой, ее глаза наполнились слезами.

– Чего ты так боишься? – спросил лорд Мэттисон, когда она начала дрожать.

– Что… – она всхлипнула, – что однажды мы выясним, кто я на самом деле, и вы прогоните меня, – наконец призналась она.

– Нет! – хмуро возразил он. – Я никогда этого не сделаю. – Подойдя к ее креслу, лорд Мэттисон опустился на колени у ног Мэри и, сделав над собой явное усилие, более мягким голосом произнес: – Я уже говорил тебе, что всегда буду о тебе заботиться. Если, вопреки очевидности, мы выясним, что ты не Кора, а какая-то другая девушка, оказавшаяся в мире одна, без семьи и без друзей, я и думать не посмею о том, чтобы бросить тебя. Ведь тогда я буду нужен тебе еще больше.

Он обнял ее, и она, наклонившись вперед, с облегчением положила голову ему на плечо.

– Может быть, теперь, когда тебе нечего бояться, ты вспомнишь еще что-нибудь, что можешь сказать мне об этой женщине?

Как бы сильно Мэри ни хотелось этого, лорд Мэттисон не собирался успокаиваться, пока не разгадает ее тайну. Поэтому, несмотря на все его обещания, ее не покидала пугающая до боли уверенность в том, что минута, когда он узнает, кто она и откуда, станет последней для их любви.

Однако у нее больше не осталось сил бороться. Его воля была сильнее, чем ее. Лорд Мэттисон не перестанет задавать вопросы, пока она не расскажет ему все, что знает. И Мэри, как могла, должна была покончить с этим.

– Первое, что я помню, – вздохнула она, – это что я проснулась в комнате, которая показалась мне похожей на чердак. Там пахло старьем и пылью, вокруг в беспорядке валялась разная старая мебель. И ни одного нормального окна. Свет проникал только из двери в дальнем конце.

Мэри почувствовала, как напряглось его плечо. Она понимала: лорда Мэттисона радуют любые новые подробности, которые ей удавалось вспомнить, однако не могла разделить его восторга. Печаль легла ей на плечи тяжким грузом.

– Она приходила только один или два раза в день, приносила кувшин с водой и тарелку чего-то, напоминавшего остатки чьей-то чужой еды. Ей очень не нравилось, что я там лежала. Она этого не говорила, но я знала. Она приходила и смотрела так, словно ненавидит меня.

– Как она выглядела? – перебил ее лорд Мэттисон. – Такое впечатление, что тебя держали в каком-то большом доме. Возможно, я ее знаю.

– Она выглядела точно так, как я могла бы представить себе тюремщицу. Большая и суровая. Простая, одета как прислуга. Жестокие глаза. Крепкие руки…

– Ты молодец, – сказал он, погладив ее по шее и поцеловав в висок. – Можешь еще что-нибудь вспомнить?

Теперь, когда его руки обнимали ее, те страхи, которые пробуждали у Мэри воспоминания, не имели над ней такой власти.

Еще тогда в «Молнии» ее поразило, что, когда она набралась смелости посмотреть на него, он оказался обычным человеком, а не жутким призраком. Теперь она думала, действительно ли все то, что ей так не хотелось вспоминать, так ужасно, как она боялась. Может быть, если она повернется лицом к тем смутным образам, которые прячутся в отдаленных уголках ее сознания, они окажутся такими же безобидными?

Мэри уже успела познакомиться с множеством вещей, которые поначалу очень пугали ее. Так, девушки из мастерской мадам, которых она так боялась, когда только приехала, вскоре стали ее подругами.

Она неуверенно вернулась мысленно к тому, как чувствовала себя в тот день, когда проснулась на чердаке. Мэри не понимала ни кто она, ни где она, и это ее испугало. Но, самое главное, она чувствовала себя невыносимо несчастной. Такой несчастной, что ей хотелось умереть, хотя она не знала почему. Ей вспомнилось, что ее почти не волновали еда, да и вообще поддержание жизни. То, что приносила тюремщица, Мэри ела только из страха, что, вернувшись и обнаружив поднос нетронутым, эта женщина может что-нибудь с ней сделать.