их получил, а если да, то успеет прислать ответ. Так что, если родится мальчик, его будут звать Мэтью-младший.

— А если девочка?

— Роуз, — с улыбкой ответила я. Мы как раз шли через сад, который благодаря стараниям нашего садовника выглядел просто великолепно. На пышных розовых кустах уже наметились первые бутоны. — Они зацветут как раз к моменту рождения ребенка, верно?

— Как ты это придумала, Мэри? — поразилась Гвен.

— Гуляла здесь пару дней назад с близнецами и как-то само пришло в голову, — я пожала плечами. — А еще розы — это любимые цветы Мэтью и символ надежды для меня, а она сейчас нужна нам как никогда раньше. Знаешь, когда я только узнала о беременности, я думала только о том, как это все не вовремя. Я даже злилась на этого ребенка, ведь из-за него не могу отправиться в Африку с Мэтью, а сейчас с нетерпением жду встречи с малышом. Если сейчас что-то, кроме возвращения Мэтью, и сможет порадовать меня, то это его рождение.

— Хотела бы я, чтобы и у меня был ребенок от Джорджа, — немного грустно сказала Гвен.

— Будет, обязательно будет, — заверила я подругу.

Я еще не знала, что ни одной оптимистичной мечте не суждено было сбыться. Моя Роуз должна была появиться на свет только в следующем месяце, но, видимо, у нее были другие планы, и она решила родиться на несколько недель раньше срока.

Моя розочка погибла, так и не успев расцвести.

Я почти не помню ночь рождения Роуз. Я знала с самого начала, что что-то идет не так, но еще не понимала, насколько все плохо, осознав это только на вторые сутки. Слишком долго, у меня уже заканчиваются силы, сознание постепенно уплывает от меня, а ребенок все еще не родился. Все это время со мной были Гвен и Кингсли, два раза заходил Бэркис и по его напряженному тону в разговоре с медсестрой я поняла, что, кажется, умираю. Почему-то это простое осознание практически не испугало меня. Чтобы бояться, равно как и чтобы бороться, нужны силы, а у меня их не осталось.

— Гвен, когда я умру… — тихонько сказала я, встретившись глазами с подругой и убедившись, что она меня слышит. Именно «когда», а не «если». Я знала, что умираю, потому что уже ощущала тошнотворный сладковатый запах. Так пахла смерть. — Когда я умру, позаботься о детях и постарайся вернуть Мэтью из Африки.

Кажется, Гвен что-то ответила, но я уже не могла разобрать, что именно.

— Десятое июня, площадь Трафальгар, книга Диккенса «Большие надежды», — я шептала самой себе слова, значение которых во всем мире знали лишь я и Мэтью, молясь, чтобы мне удалось вспомнить это в следующей жизни. Жаль, что, умирая, ты не можешь взять ничего с собой. Мне бы вот не помешала записная книжка. Какая странная мысль.

Мои глаза закрылись, и я провалилась во тьму.

Я сдалась.

Мне стало легко и спокойно, несмотря на царящий вокруг мрак. Интересно, где это я? Я сделала пару шагов, выставив руки вперед, но так ни на что и не наткнулась. Интересно…

— Мэри, — голос, который я узнала бы из миллионов.

— Мэтью? — ошарашено переспросила я. — Где ты?

— Я здесь, — кажется, это раздалось совсем рядом, но я не могла определить источник звука. Я чувствовала, что Мэтью очень близко, но вокруг было слишком темно.

— Я тебя не вижу, — я стараюсь изо всех сил, но в абсолютной темноте ничего не разглядеть.

— Тебе нужно выйти отсюда, Мэри, чтобы увидеть меня. Вернись ко мне.

— Но как? Я не могу, — я покачала головой. В этом мраке было слишком уютно, выходить не хотелось.

— Прошу, постарайся, Мэри. Иди за моим голосом, — с нажимом произносит Мэтью, и я подчиняюсь. Тяга к нему оказалась сильнее жажды покоя.

Я иду медленно и с каждым шагом мне все сложнее переставлять ноги, но я не позволяю себе остановиться. Я почему-то уверена, что если перестану идти, то никогда не вернусь к Мэтью.

В какой-то момент я готова уже сдаться, все кажется слишком бессмысленным. Идти тяжело, а я даже не знаю, сколько осталось. Интересно, сколько я смогу еще продержаться? Вдруг я чувствую, что мрак вокруг потихоньку рассеивается. Нет, светло не стало, но я уже могу различить хоть что-то и первое, что я вижу — пара больших глаз цвета темного шоколада. Мэтью улыбается, и я улыбаюсь ему в ответ.

Я моргаю, чтобы рассмотреть получше и из тумана выплывает мужской силуэт. Странно, Мэтью должен быть гораздо выше… Что-то не так.

— Мэтью… — тихонько зову я, но в ответ слышу незнакомый голос.

— Я очень рад, что вы очнулись, миледи.

— Мэтью, — непонимающе повторяю я, постепенно приходя в себя. Натыкаюсь взглядом на незнакомого пожилого мужчину и не понимаю, что он тут делает. — Кто вы, почему вы в моей спальне и где мой муж?

— Это доктор Стоун, Мэри, — раздался голос Гвен, я повернула голову и заметила ее у окна. — Вайолет пригласила его из Лондона.

— Должен сказать, что леди Вайолет была очень настойчива. Она вошла в мой кабинет и отказалась покидать его до тех пор, пока я не согласился поехать с ней к вам, леди Флеминг.

Вайолет мне помогла?! Это точно моя жизнь?

И зачем мне понадобился доктор, когда есть Мэтью?

Я огляделась и заметила Вайолет и сестру Кингсли в дальнем углу комнаты. Кажется, здесь собрались все. Все, кроме Мэтью.

— Гвен, где Мэтью? Он был здесь, я слышала его голос. Он ведь приехал, да?

Подруга подошла ко мне, опустилась на стул у кровати и только после этого ответила:

— Мэри, он в Африке.

— Но я… — качаю головой. — Я слышала его.

— Тебе приснилось, милая, — подала голос Кингсли. — Ты ведь знаешь, такое бывает.

Внезапно я понимаю, что до сих пор не спросила самое важное.

— А где мой ребенок?

В комнате повисла тишина, не предвещавшая ничего хорошего.

— Видишь ли, Мэри, — мягко начала Кингсли, подходя ближе. — Тебе было очень плохо. Доктор Стоун приехал как раз вовремя и провел операцию.

— Кесарево сечение, — кивнула я. — Да, Мэтью тоже делал такое, но не всегда удачно.

— Мэри, ребенок умер еще до рождения. Мне очень жаль.

— Но почему? — я тупо смотрела на Кингсли, все еще не вполне осознав услышанное. — Ведь при такой операции обычно умирает мать, а не ребенок.

Я больше ничего не могла сказать. Я просто не справлялась со всем, что на меня свалилось.

— Ты выжила, Мэри, и это главное. У тебя еще будут дети, — кажется, это сказала Вайолет, но