— Ты еще пожалеешь о своих словах. — Коля стиснул зубы и кулаки и направился к двери. Если бы он мог сейчас всадить в Марка нож или пулю, то сделал бы это не задумываясь, так ненавидел он его в данный момент.

— Старый дурак! — донеслось до Марка вместе с ударом входной двери.

* * *

Ларе пришлось посидеть в приемной, — мать вела урок, и оставалось лишь ждать перемены. Надо ли говорить, что одним стаканом пива у них вчера с Сашкой не закончилось. Лару колбасило, голова болела, очень хотелось домой. Выглядела она не очень — бледна, растрепана и дышит перегаром. И если учесть, что ее состояние накладывалось на общий готический вид, посетители, заходившие к секретарю, поглядывали на дочь завуча с подозрением и опаской. Но нужно пройти это испытание — добыть ключи у матери. Ночная женщина в желтом парике не забылась, но всплывала размыто, и хоть в солнечном сплетении сжималось, но так, как будто после дурного сна. Содранные ладони указывали на реальность. Физическое недомогание перекрывало моральное потрясение, и главная мысль была о том, как бы побыстрее дотащиться до собственной кровати.

Звонок прозвенел, а мать все не шла. Лара поднялась на второй этаж. Маргарита Николаевна учила жизни двух молодых сотрудниц прямо посреди коридора.

Из-за ее фигуры, прямой, как палка, костюм на ней выглядел как эсэсовская форма. Даже несмотря на то, что она улыбалась. Лара знала составляющие такой улыбки: раздражение, злость и вынужденное соблюдение правил приличия. Руки завуча, словно языки хамелеонов, периодически выбрасывались в стороны отработанным движением и, как мух на лету, хватали бегающих мальчишек.

— Мам, привет. Можешь дать мне ключи от квартиры? — подошла Лара неожиданно сзади. Лицо завуча на мгновение перекосилось, но тут же приняло прежнее выражение, поменяв цвет на пунцовый.

— Мама?! — Молодые учительницы не смогли сдержать изумления от такого масштабного несовпадения и, почувствовав, что это невольное удивление может не лучшим образом отразиться на их карьере, поспешили ретироваться.

— Пойдем! — сквозь зубы рявкнула Маргарита Николаевна и рванула вперед по коридору. Захлопнув дверь в кабинет, она схватила Лару за ухо и провела таким образом до своего стола. — Что же ты меня перед учительским составом позоришь, потаскуха? Ты в зеркало на себя смотрела? Оставалась бы там, где ночью шлялась. — Но, отпустив ухо, ключи из сумки все же достала и швырнула дочери. — И не смей больше ко мне на работу являться, особенно в таком виде. Это все!

Очень хотелось спать. Лифт не работал. Лара с досады долбанула кулаком по кнопке и потащилась по лестнице. «Молчи, сука», — прочитала она кривые буквы на куске бумаги, приколотом огромной скорняжной иглой к дерматину своей двери. Лару прошиб холодный пот, затравленно оглядываясь по сторонам, она сорвала записку и, еле попав ключом в замок, влетела в квартиру, заперлась, зашторила окна, нашла в холодильнике остатки материной водки (та любила опрокинуть рюмочку-другую в выходной), махнула и села на табурет, положив перед собой листок. «Кто это может быть?» За последнее время она случайно стала свидетельницей нескольких не очень приглядных тайн. Их обладатели явно не планировали делиться ими с общественностью. Но кто вычислил ее и настолько боится расстаться со своими секретами, что проявляет такую изобретательность? «Пока это все на уровне запугивания, но что будет, если я кому-то скажу? Меня убьют? Или это пустые угрозы? Что же делать? Действовать дальше или остановиться?» Водка немного успокоила и прояснила голову, размышления помогли побороть первоначальный животный страх. Ладно, сначала надо поспать и подготовиться к завтрашнему зачету.

* * *

— Светка, привет! Ты куда пропала, чего в институте не была?

— А сама-то? Да мы с Гавром и с мамулей решили сегодня в дом отдыха махнуть до понедельника. Мне костюм спортивный нужен был новый, кроссовки. Короче, вдарили по шопингу.

— Понятно…

— Лар, блин, что за тон?! Опять ты за свое. Кстати, у него скоро родители приезжают. Будем знакомиться. И ты знаешь, мы собираемся пожениться.

— О боже! Свет, ну ты чего, совсем ку-ку? Ну встречаешься и встречайся, а жениться-то зачем?

— Слушай, подруга, ты меня уже достала. Ну вот кто ты такая, чтобы советы по этому поводу давать? Мне кажется, тебе просто завидно. У тебя-то никого нет. Давай уже найди себе приличного парня и завязывай с готами своими. Кстати, Гавр передает тебе привет. — И она перешла на шепот: — Он, между прочим, на тебя вообще не злится. Понимаешь, он нормальный парень. Да и вообще каждому дураку понятно, почему ты себя так ведешь. Просто бесишься, что никому не нужна, и счастье других тебя раздражает. — Да, милый, уже бегу! — масленым голоском продолжила она. — Ну ладно, Лариск, не обижайся. Ты же знаешь, я тебе желаю счастья. Увидимся на следующей неделе.

Лара молча положила трубку. Да, Светка права. Что она может ей предъявить, кроме бездоказательных обвинений? Стало очень грустно. Через две минуты Светка перезвонила:

— Ларочка, ну ты что, обиделась? Зай, ну прости, ты знаешь, как я тебя люблю. Просто я так счастлива, а ты все время говоришь гадости. Мне тоже, между прочим, обидно.

— Ладно, Светк. Отдыхай, не парься. Потом поговорим. Ок?

— Ну все, ты точно не обижаешься? Люблюлюблюлюблю.

— Точно. Давай, хороших выходных.

— Спасибо. Тебе тоже. Чмоки.

Лара подошла к зеркалу. Все без исключения намекают ей на то, какое она никому не нужное, страшное, унылое дерьмо. И хотя высказывания матери и подруги основывались исключительно на шаблонах общественного мнения, она подумала: а может, и правда пора? Заигралась уже, достаточно. Тоска… Что ей дает этот мир, в котором она решила временно окопаться? Определенный круг и вовсе не друзей, а так, приятелей, невнятные тусовки с дешевой выпивкой, напускные страдания от несовершенства бытия, разговоры об одном и том же. Нет, они хорошие ребята, особенно Сашка, но их мир явно не для нее, в нем она лишь прячется от своих проблем, как бы имеет единомышленников, но все это неискренне, все придумано ею самой в надежде… Даже не знает на что. Почему вообще надо быть с кем-то? Почему она просто не может существовать одна, такая, как есть? Она думала, что внутри своей стаи будет легче, но вышла не ее история. Она взяла мешок для мусора и стала методично кидать в него все свои яркие тени, помаду, тяжелые дешевые украшения, черный лак. Потом вытащила многочисленные сережки из ушей и пирсинг из носа, сложила в коробочку, а ее в ящик. Подошла к двери, постояла напротив плаката, потом сняла и его. Думала, выкинуть или нет? Не выкинула, положила на самую верхнюю полку под старые большие альбомы с фотографиями. Она знала, что больше не будет слушать «Лакримозу», слишком неприятны и страшны стали ассоциации, и убрала диски подальше. Но расстаться совсем с частью прошлого не смогла. Все же она жила и спасалась в нем достаточно долго: от самой себя, от отношений с матерью, от ухода отца, от неудавшейся личной жизни, от незнания, что ей вообще в этой жизни нужно. Услышала, как повернулся ключ в двери, мать прошла на кухню и включила чайник. Лара подождала, пока звякнет чашка и хлопнет дверь холодильника (мать должна обязательно после работы пить чай с бутербродом), и еще минут через десять вышла: