для пресвитериан. «Что будет с нами теперь, — спросил один из них, когда король отверг наши предложения?» «Что было бы с нами, возразил один из индепендентов, если бы он их принял?» Тогда Голлс и вожди консерваторов в парламенте решились на более смелый шаг. Политика короля заключалась в противопоставлении армии парламенту, и, пока армия шотландцев стояла в Ньюкасле, палаты не могли настаивать на роспуске своих войск. Только удаление шотландцев из Англии и передача ими особы короля в руки парламента могла освободить их от давления своих солдат, благодаря роспуску «нового войска». Шотландская армия, не рассчитывая на успех переговоров с королем и не имея возможности привезли его в Шотландию ввиду отказа общего собрания принять государя, который не соглашался подтвердить «ковенант», получила в удовлетворение своих требований 400 тысяч фунтов, передала Карла I Комитету палат и перешла за границу.

Завладев королем, вожди пресвитериан тотчас повели смелую атаку на «новое войско» и сектантов. Они постановили распустить армию, а для подавления восстания ирландцев набрать новую, под командой офицеров из пресвитериан. Напрасно солдаты протестовали против удаления «любимых ими офицеров»; напрасно совет офицеров старался выиграть время, указывая парламенту на опасность мятежа. Голлс и его товарищи оставались непоколебимыми, а их церковные законы указывали на цель их стремлений. Прямое проведение единообразия было невозможным до роспуска «нового войска»; а пока парламент торопился придумать средства для принятия единообразия, когда армия разойдется. Одно решение за другим предписывало учреждение пресвитерианства по всей стране, и первыми плодами этих усилий явились пресвитерианская организация Лондона и первое собрание ее синода у собора святого Павла. Даже офицерам штаба Ферфакса было приказано принять «ковенант».

Но все зависело от роспуска войска, а оно не выказывало никакого желания разойтись. Оценить справедливо его поведение можно, только припомнив, кем, в сущности, было большинство победителей при Нэсби. По положению и характеру они сильно отличались от солдат всякого другого войска. В большинстве это были молодые фермеры и мелкие ремесленники, содержавшиеся за свой счет, так как жалованье им не было уплачено за год. Всадники многих полков были, как на подбор, «честными» или набожными людьми, и, каковы бы ни были их энтузиазм или фанатизм, даже враги признавали, что в их лагере царили порядок и благочестие. Они смотрели на себя не как на солдат, нанимаемых и прогоняемых по желанию нанимателя, но как на людей, покинувших фермы и мастерские по призыву Бога. Им было велено совершить великое дело, и призыв обязывал их дождаться его окончания. Ловкая политика, по мнению Карла I, еще могла вернуть деспотизму его власть. Еще сильнейшая опасность грозила свободе совести, которая представлялась солдатам «причиной спора и за которую много их друзей пожертвовало жизнью, а сами они пролили столько крови». Они хотели повременить с роспуском, пока эти свободы не будут обеспечены, и в случае нужды готовы были выступить снова на их защиту.

Это решение вытекало не из гордости, данной им силой меча. Напротив, они настойчиво доказывали Общинам, что, «сделавшись солдатами, они не перестали быть гражданами». Их стремления и предложения имели чисто гражданский характер, и, раз их цель была достигнута, они готовы были мирно разойтись по домам. Размышления и обсуждения превратили армию в огромный парламент, считавший себя таким же представителем «благочестивых» людей, как и парламент в Вестминстере, и с каждым днем все больше убеждавшийся в превосходстве своего политического воззрения над мнениями соперника. Айретон, руководитель «нового войска», не имел себе равных среди политиков, заседавших у святого Стефана, а широкие и глубокие предложения армии нельзя было сравнивать с близорукой и узкой политикой Палат. Каковы бы ни были средства, которыми армия добивалась своих целей, но, чтобы быть справедливыми, не следует забывать, что по отношению к этим целям армия была вполне права. В течение последних двух веков Англия почти только и делала, что медленно и постепенно осуществляла широкий план политических и церковных реформ, предложенный армией в конце междоусобной войны.

Только когда предложения офицеров были отвергнуты и осталось мало надежд на примирение, армия приступила к действиям, но к действиям быстрым и решительным. Она упразднила совет офицеров по всем политическим делам и выбрала новый совет агитаторов, или агентов, по двое от каждого полка; последние созвали армию на общее собрание в Триплосской роще, и там предложения парламента о жалованье и роспуске были отвергнуты под крики: «Справедливость!». В то время как войско собиралось, агитаторы предприняли шаги, устранившие вопрос о подчинении. Слухи о том, что короля переведут в Лондон, наберут новую армию и возобновят междоусобную войну, привели солдат в ярость. В июне 1647 года пятьсот всадников вдруг появились перед Голмбихаузом, где под охраной комиссаров парламента пребывал король, и устранили его стражей. «Где ваши полномочия на это?» — спросил король командовавшего ими корнета. «Они за мной», — сказал Джейс, указывая на своих солдат. «Они написаны очень красивыми и четкими буквами», — шутливо заметил король. На деле Карл I и агитаторы уговорились заранее насчет захвата. «Я охотно отправлюсь, — сказал он Джейсу, — если солдаты подтвердят все то, что вы мне обещали. Вы не потребуете от меня ничего оскорбительного для моих совести и чести». «Мы не имеем привычки насиловать совесть кого-либо, а тем более — нашего короля», — ответил корнет.

Известия об этом вызвали в парламенте новый взрыв страха и яростное нападение на О. Кромвеля, отказавшегося от командования, покинувшего армию перед окончанием войны и с тех пор служившего посредником между двумя партиями. Энергичным протестом он опроверг обвинение в возбуждении мятежа, но был вынужден искать убежища в армии, а 25 июня она уже шла на Лондон. Ее требования были выражены с полной ясностью в «покорнейшем представлении», предъявленном Палатам. «Мы желаем укрепления мира в стране и вольностей подданных, согласно решениям и заявлениям парламента. Мы не желаем перемен в гражданском управлении, а также не желаем мешать установлению пресвитерианского управления или как либо вмешиваться в него». Они требовали терпимости, но «не для того, чтобы под предлогом предоставления свободы совести предоставить простор распущенной жизни; как и всегда, мы признаем, что раз государство установило что-либо в этих вопросах, нам остается не возражать, но подчиняться и терпеть». Имея в виду такое соглашение, они требовали исключения из Палаты общин одиннадцати членов с Голлсом во главе, которого солдаты обвиняли в возбуждении несогласия между армией и парламентом и в намерении возобновить междоусобную войну. После бесплодных переговоров страх лондонцев заставил указанных членов удалиться, и Палаты назначили для обсуждения этих вопросов комиссаров.

Хотя О. Кромвель и Ферфакс вынуждены были из