как «процессуальная археология». Ее сторонники стремились к позитивистской научной повестке дня, зависящей от проверки гипотез, экспериментов и математического моделирования. Археологи-практики потеряли всякое терпение, описывая и каталогизируя артефакты ради них самих. Пополнение музеев изобразительным искусством, создание передвижных выставок потрясающих артефактов, увековеченных в дорогих глянцевых сувенирных каталогах, или иллюстрирование жизни привилегированной элиты Средиземноморья перестало быть целью раскопок. Переселившись из гуманитарных наук и искусствоведения в социальные науки, археология, основанная на антропологии, стремилась раскрыть универсальные законы человеческого поведения. Процессуалисты поставили на первое место теорию, в отличие от британского антиквария-археолога сэра Ричарда Кольта Хоара, который в 1812 году хвастался: «Мы исходим из фактов, а не из теории»[557].

Новая археология стала еще новее с появлением пост-процессуалистов. Это движение вообще сомневалось в том, что в практике и теории археологии могут быть достигнуты объективные результаты. Универсальные законы были подвергнуты ими сомнению, а индивидуальные действия, напротив, выдвигались на первый план[558]. Те же, кто интересовался тем, как разум отражается в материи, основали когнитивную археологию, нацеленную на изучение семиотики, космологии, гендерной идентичности и языка[559]. Все эти дебаты вызывали постоянную переоценку основных археологических методов и концепций, что так или иначе отражалось и на более консервативных кругах классических археологов. Каждая научная школа требовала, чтобы ее соперники более четко выражали свои основные предположения и предубеждения. Таким образом дисциплина стала постоянно себя контролировать с целью выработки все более высоких стандартов работы в поле и в лаборатории.

Археологи против нумизматов

В результате всего этого современные археологи отказались от многого из того, что некогда считалось похвальным как в археологии, так и в нумизматике. Большинство археологов считают теперь антикварианизм не только устаревшим, но и опасным, поскольку упор на оценку произведений искусства и коллекционирование энтузиастами-любителями поддерживает рынок древностей, разрушительный для памятников и, следовательно, для науки[560]. Дипломированные профессиональные археологи вряд ли примут какую-либо книгу или статью, написанную археологами-любителями или знатоками, чьи исследования, какими бы глубокими они ни были, основаны на личной авторской коллекции артефактов. Современный учебник по археологии недвусмысленно заявляет заглавными буквами: «КОЛЛЕКЦИОНЕРЫ — ЭТО НАСТОЯЩИЕ ГРАБИТЕЛИ»[561]. Американское археологическое общество настаивает на ограничении использования артефактов «в качестве товаров, предназначенных для личного удовольствия или для получения прибыли», а его членам предписано избегать любых действий, «повышающих коммерческую ценность археологических объектов»[562]. Последнее может включать в себя отбор предметов, экспертизу их подлинности или просто признание существования артефактов, находящихся в частной собственности. От работающих археологов ожидают анализа и объяснения того, что они нашли, а не описания и продажи найденного. При этом археологи прочно закрепились в большинстве исследовательских университетов и поддерживают своих сторонников посредством круговорота академических лекций, а также они преуспели в создании различных собственных научных направлений — от археометрии до зооархеологии.

Путь археологии уводил ее все дальше и дальше от нумизматики, которая так и не оправдала (по крайней мере, в Соединенных Штатах) ожиданий Барклая Хеда[563], высказанных им в 1886 году: «Быстро приближается время, когда греческая археология и нумизматика займут подобающее им место … в учебной программе наших английских и американских университетов»[564]. Когда Хед в 1906 году уволился из Британского музея, коллеги преподнесли ему сборник исследовательских работ, воздав должное его жизненному пути, который полностью был посвящен нумизматике[565]. В эту книгу вошли статьи известных археологов (Артура Эванса, Теодора Рейнаха), нумизматов (Эрнеста Бабелона, Иоанниса Свороноса) и коллекционеров, один из которых (Герман Вебер) представил статью «Редкие или неопубликованные монеты из моей коллекции». Между этими группами еще не было жестких разногласий и ни один из авторов не понял бы сетований на то, что такие коллекционеры, как Эванс и Вебер де-факто были мародерами.

В отличие от археологии, нумизматика никогда не отходила далеко от своих антикварианистских корней. Большинство нумизматических обществ по-прежнему приветствуют среди своих членов коллекционеров и дилеров, а также избирают их на различные должности в своих организациях. Их исследовательские журналы по-прежнему принимают статьи, написанные хорошо информированными авторами, не являющимися при этом академическими учеными, а их собственные мюнцкабинеты по-прежнему в значительной степени зависят от завещаний щедрых коллекционеров и дилеров. Нумизматические общества устраивают выставки и издают книги, рекламирующие частные коллекции своих членов, которых они иногда причудливо характеризуют «джентльмены-ученые» (gentlemen-scholars)[566]. Поскольку нумизматы, в отличие от археологов, никогда не определяли себя как строго академических неколлекционеров, в их ряды по-прежнему входят все, кто интересуется монетами. Любой человек может сегодня заглянуть в ломбард или зарегистрироваться на eBay и моментально стать нумизматом в самом широком смысле этого слова, но поступая так, нельзя стать археологом.

В стене, возникающей между копающими археологами и коллекционерами, все еще есть двери[567]. Многие археологи по-прежнему готовы публиковаться в таких периодических изданиях, как «Minerva: The International Review of Art and Archaeology», в которых рекламируются выставленные на продажу предметы старины, регулярно освещается рынок монет и указываются аукционные цены. Новые подписчики даже становятся де-факто нумизматами, когда получают в качестве бесплатного бонуса «настоящую римскую монету коллекционного качества» из неизвестного контекста[568]. Однако непреклонные лоббисты с обеих сторон стремятся запереть оставшиеся двери на фоне резкого обмена оскорблениями. Сторонники Новой Археологии удивляются, почему не существует Новой (а тем более Новейшей) Нумизматики, которая могла бы сделать эту область менее «старомодной», что так болезненно воспринимается археологами. В то же время нумизматы, собирающие и изучающие монеты, протестуют против посягательств на их право частной собственности. Действующие археологи, вероятно, будут жаловаться, что нумизмат, наткнувшись на древний скелет, который сжимает денарий в иссохшей руке, возьмет монету и разрушит тело; но современный коллекционер, в свою очередь, обвинит археолога в том, что тот, сохранив и проанализировав всевозможными научными методами кости скелета, вновь при этом похоронит монету под грудой забытых истрепанных коробок и курсовых работ. И проблема в том, что обе стороны правы в отношении друг друга[569].

Проблема кладов

Вражда между бывшими союзниками-антиквариями основана не только на вопросах методологии и эпистемологии, но и на всевозрастающей важности такого современного направления исследований, как поиск, регистрация и анализ монетных кладов. Интересы ранних нумизматов были сосредоточены на уникальных характеристиках отдельных монет — их портретах, иконографии и эстетической ценности. В то время для академических кругов не представляло особого интереса где и как были обнаружены эти монеты. Когда при вспашке поля находили несколько монет, из них быстро отбирали «лучшие» экземпляры; почти никто не думал о том, чтобы сохранить весь клад нетронутым для