университета обнаружил, что механизм получения некоторой свободы от угроз за счет приверженности традиционным ценностям существует во всех культурах, но его конкретный характер зависит от норм той или иной культуры. Влияние на благополучие совпадало с идеалами коллективистских культур, например, в Китае, в то время как участники из Австрии в исследовании больше тяготели к западным индивидуалистическим культурам. Таким образом, угроза нашей культуре или мировоззрению может казаться людям атакой на нашу иммунную систему.

Из этого следует, что иногда вызов, с которым сталкивается чья-то группа или мировоззрение, может привести к ощущению опасности с некоторыми сильно неприятными последствиями. Психолог Джероен Ваес уверен, что страхи или предполагаемые угрозы могут сподвигнуть людей считать участников своей группы более человечными. Таким образом, люди, находящиеся за пределами группы, могут чувствовать, что имеют меньше человеческих качеств, на которых основывается моральная ответственность. Во время исследования, проведенного среди израильских участников, Гилад Хиршбергер обнаружил, что экзистенциальная тревога вынуждает людей искать подтверждения, что их система убеждений превосходит другие. Этого можно достичь, пытаясь обратить последователей в свою веру или отвергая тех, кто продолжает бросать вызов их мировоззрению. «В особенно ужасных случаях, – пишет он, – люди поддерживали или участвовали в убийстве тех, кто угрожал их системе ценностей». Другое исследование, проведенное Джеффом Шимелем, показало, что при угрозе культурному мировоззрению чаще появляются мысли о смерти. Эффект сохранялся, даже когда эмоциональное состояние участника находилось под контролем. В экстремальных случаях, когда нам кажется, что наша культура может быть в опасности, некоторые из нас могут ощущать это как угрозу для своей жизни. Парадоксально, но некоторые отдельные люди даже жертвуют собой во имя группы, конечная цель которой – сохранять им жизнь. Именно таким образом положительные эффекты товарищества могут оборачиваться для нас деспотичным или жестоким отношением.

После событий 11 сентября проводились обширные исследования с целью отследить их влияние на политику. В 2001 году национальное обследование взрослого и детского населения в США обнаружило, что более 90 % испытывали один или более симптомов стресса, имеющего отношение к атаке, а большинство говорили, что в поисках утешения они обращались к религии, к друзьям и к группам, с которыми себя идентифицировали. Дальнейшие обследования, проведенные некоторое время спустя, обнаружили, что эти симптомы у большей части наблюдаемых исчезли, за исключением тех, кто находился в непосредственной близости от событий. Однако ряд исследований, проведенных начиная с середины 2000-х годов и заканчивая недавним опросом в 2018 году, выяснил, что большинство тех, на кого напрямую повлияли атаки, изменили свое мнение в сторону более консервативной политики. Теория гласит, что люди склонны защищаться, когда сталкиваются с тем, что угрожает легитимности или стабильности их системы убеждений. В случае с 11 сентября – угрожает самой сути Америки.

«Консервативный» – это термин, в который входит широкий спектр различных политических и исторических значений. Сейчас мы обозначаем этим словом явную приверженность традиционным ценностям, которые часто встречаются в преобладающем в стране мировоззрении. Консерватизм, в удаленной от политики интерпретации, привлекателен тем, что он рисует понятную, последовательную и стабильную реальность. Спорная, но заставляющая задуматься статья Джорджа Боннано и Джона Джоста выявила, что «смещение в сторону консерватизма» среди выживших во Всемирном торговом центре в последующие месяцы и годы после событий было связано с желанием отомстить и нарастить военную силу и одновременно с повышенным уровнем депрессии и стресса. Но это не означает, что консерватизм вгонял людей в депрессию. На самом деле исследования, которые совсем недавно провел Джост, выявили, что те, кто считал себя консервативными, чувствовали себя и более счастливыми. Получается, что все наоборот. Переход к мировоззрению, кажущемуся более надежным и незыблемым, происходит в результате сильного потрясения от страха.

Чума на всех вас

Когда мы занимаемся интерпретацией всего через линзу политической истории и культуры, мы лишаем себя некоторых ценных источников понимания. Когда мы упускаем из поля зрения тот факт, что мы являемся животными, мы теряем из виду причины, которые могут толкать нас на какие-то действия. Бесспорно, люди невероятно чувствительно реагируют на любые намеки на предопределенность в их политических или религиозных предпочтениях. И, конечно, нужно интерпретировать подобные находки с определенной долей осторожности. Но тем не менее мы можем быть уверены, что используем наши реакции на угрозы в интересах своих идей.

Профессор психологии Джейми Голденберг изучал основные реакции отвращения по отношению к животным, а также к человеческому телу, продуктам метаболизма и жизненным процессам. Все это – часть наших индивидуальных иммунных ответов. Но похоже, что эти реакции отвращения усиливаются, когда нам страшно или мы находимся под влиянием стресса. В исследовании 2001 года участников одной группы попросили написать о своей смерти, а участникам другой группы были предложены контрольные вопросы. Затем их попросили заполнить анкету о чувстве отвращения, разработанную Джонатаном Хайдтом с соавторами. Когда речь заходила о продуктах жизнедеятельности тела («Вы видите испражнения, которые кто-то не смыл в общественном туалете») и о животных («видите таракана»), чувства отвращения были выше у тех, кого просили думать о смерти. И мы, будучи социальными существами, можем манипулировать подобными врожденными механизмами в более негативных целях.

Использование вызывающих отвращение метафор против тех, кого мы сторонимся или на кого нападаем, происходит повсеместно. Когда конфликты и тяжелая жизнь привели к увеличению миграции в Европу из стран Ближнего Востока и Африки в 2016 году, газета «Сан» писала, что Британия «наводнена толпами мигрантов и беженцев». Даже британский премьер-министр Дэвид Кэмерон назвал кризисом «толпы людей, надвигающихся со Средиземноморья». Те, кто мог бы вызвать к себе сочувствие, были отнесены к категории вирусов или вредителей. И подобные разговоры пугают.

Задумайтесь о мире будущего, с нехваткой ресурсов и еще несколькими дополнительными миллиардами человек. Подумайте также о том, что может случиться, если к обширной миграции добавится изменение климата. В одном только 2017 году девятнадцать миллионов человек сменили место жительства из-за природных катаклизмов. До этого волна массовой миграции, охватившая примерно десять процентов населения мира, случилась за несколько десятилетий до 1914 года. Затем случился еще один период – после потрясений Второй мировой войны. Что может произойти, если развернется череда угроз? Возможно, при смешении популяций и этнических групп мы будем наблюдать временные или даже экстремальные формы защиты мировоззрения. Намеки на это уже можно увидеть в подъеме национализма и популизма в странах-представителях старой демократии.

В 2017 году изобретатель Всемирной паутины Тим Бернерс-Ли признал, что «деятельность человечества, объединенная сетевой технологией, похожа на антиутопию. Существует онлайн-абьюз[61], предрассудки, предвзятости, поляризация, фальшивые новости; все во многом работает не так, как надо». В исследовании, проведенном Всемирным экономическим форумом, отмечалось, что цели так называемого «киберрасизма» – распространять расистскую пропаганду на групповых сайтах и форумах и за