можно найти в свидетельствах ветхозаветных пророков. То, что это не просто старомодная манера выражения, доказывают признания таких исторических фигур, как Гете и Наполеон, не скрывавших чувства предназначения.

302 Призвание, или чувство предназначения, однако, не является прерогативой великих личностей; оно также присуще обычным и даже «миниатюрным» личностям, с той лишь разницей, что по мере уменьшения размеров «голос свыше» становится более приглушенным и бессознательным. Внутренний демон словно отдаляется и говорит с человеком все реже и невнятнее. Чем меньше личность, тем тусклее и бессознательнее она становится, пока наконец не сливается с окружающим обществом, отказываясь таким образом от собственной целостности и растворяясь в целостности группы. На смену внутреннему голосу приходит голос группы с ее условностями, а призвание заменяется коллективными потребностями. Но даже в этом бессознательном социальном состоянии найдется немало тех, кто, услышав зов внутреннего голоса, мгновенно отделяется от прочих; они чувствуют, что столкнулись с проблемой, о которой другие не знают ничего. В большинстве случаев невозможно объяснить окружающим, что произошло, ибо любые попытки объяснения наталкиваются на непреодолимые предрассудки. Говорят: «Ты ничем не отличаешься от остальных» или «Ничего подобного не существует», – а если даже признается, что нечто существует, то оно немедленно клеймится как «болезненное» и «непристойное». Ибо «чудовищной самонадеянностью будет предполагать, будто нечто такое может иметь хоть малейшее значение» – это «просто психология». Последний довод чрезвычайно популярен в наши дни. Он проистекает из любопытной недооценки всего психического, которое считается личным, произвольным и, следовательно, совершенно бесполезным. При всеобщей-то увлеченности психологией! В конце концов, бессознательное есть «не что иное, как фантазия». Мы «просто вообразили» то-то и то-то и так далее. Люди мнят себя волшебниками, способными управлять психикой и формовать ее, как им заблагорассудится. Они отрицают то, что кажется неудобным, сублимируют неприятное, оправдывают фобии, исправляют недостатки и даже чувствуют, что устроили все самым замечательным образом. Вместе с тем они забывают о том существенном обстоятельстве, что лишь крошечная часть психики тождественна сознательному разуму и его фокусам; гораздо большая ее часть – это сугубо бессознательная данность, твердая и непреложная, как гранит, непоколебимая, недоступная, но в любое время готовая обрушиться на нас по велению невидимых сил. Страшные катастрофы, угрожающие нам сегодня, – это не стихийные явления физического или биологического порядка, а психические события. Нам угрожают войны и революции, которые суть не что иное, как психические эпидемии. В любой миг несколько миллионов человек может охватить новое безумие, и тогда начнется еще одна мировая война или опустошительная революция. Вместо того чтобы опасаться диких зверей, землетрясений, оползней и наводнений, современный человек страдает от стихийных сил собственной психики. Психическое – мировая сила, значительно превосходящая все другие силы на земле. Эпоха Просвещения, лишившая природу и человеческие институты богов, упустила из виду бога Ужаса, обитающего в человеческой душе. Если где-либо страх Божий и оправдан, то только перед лицом всеподавляющего превосходства психического.

303 Но все это не более чем абстракция. Известно, что интеллект – умный выскочка – может выразить это ощущение таким вот или любым другим угодным ему способом. Другое дело, когда объективная психика – твердая, как гранит, и тяжелая, как свинец, – возникает перед человеком как внутреннее переживание и обращается к нему отчетливо слышимым голосом: «Так будет и должно быть». Тогда он чувствует себя призванным, как чувствует группа во время войны, революции или любого другого массового помешательства. Не случайно наш век взывает к личности-искупителю, к тому, кто способен вырваться из непреложных тисков коллективного и спасти хотя бы собственную душу, кто зажигает маяк надежды для других, провозглашая, что хотя бы кому-то одному удалось освободиться от фатального отождествления с групповой психикой. В силу своей бессознательности группа лишена свободы выбора, и психическая активность протекает в ней как непреложный закон природы. Так запускается цепная реакция, которая прекращается только в результате катастрофы. Люди всегда жаждут явления героя, истребителя драконов, когда чувствуют опасность со стороны психических сил; отсюда и мольба о развитии личности.

304 Но какое отношение имеет индивидуальная личность к бедственному положению многих? Во-первых, она является частью народа в целом и, как и все прочие, находится во власти силы, которая движет этим целым. Единственным, что отличает этого человека от всех прочих, является его призвание. К нему взывает всемогущая, всеподавляющая психическая необходимость – личный рок и рок его народа. Если он прислушивается к голосу свыше, то сразу же отделяется и обосабливается, ибо принял решение повиноваться закону, повелевающему изнутри. «Его собственному закону!» – воскликнут окружающие. Но он знает, что данный закон, данное призвание принадлежат ему не больше, чем напавший на него лев, хотя несет смерть, несомненно, именно этот лев, а не какой-либо другой. Только в этом смысле он имеет право говорить о «своем» призвании, «своем» законе.

305 Установив приоритет собственного пути над всеми другими, такой человек уже выполнил большую часть своего освободительного предназначения. Он исключил для себя все прочие пути; он поставил свой закон превыше условностей и тем отринул все то, что не только не смогло предотвратить величайшую опасность, но и фактически ее навлекло. Сами по себе условности суть бездушные механизмы, способные охватить одну только рутину. Созидательное начало всегда выше условностей. Вот почему, когда в жизни господствует простая рутина в форме условностей и традиций, рано или поздно возникает разрушительная вспышка творческой энергии. Эта вспышка может закончиться катастрофой, если приобретет массовый характер, но не у индивидуума, который сознательно подчиняется этим высшим силам и служит им всей душой. Механизм условностей удерживает людей в бессознательном состоянии; подобно слепым животным, они бредут по привычной колее, не ощущая необходимости принимать сознательные решения. Это незапланированное последствие даже самых лучших условностей неизбежно, но оттого не становится менее страшным. Когда возникают новые обстоятельства, не предусмотренные старыми условностями, человека, остающегося в бессознательном состоянии под давлением рутины, может охватить паника, способная привести к непредсказуемым результатам.

306 Личность, однако, не позволяет себе пасть жертвой панического ужаса тех, кто только пробуждается к сознанию, ибо все свои ужасы она оставила позади. Она может совладать с изменениями и неосознанно и непроизвольно становится лидером.

307 Все человеческие существа схожи между собой, иначе они не впадали бы в одно и то же заблуждение, а психический субстрат, на котором зиждется индивидуальное сознание, универсален, иначе люди никогда не смогли бы понять друг друга. В этом смысле личность и ее своеобразный психический склад не являются чем-то исключительно неповторимым. Уникальность присуща только индивидуальной природе личности, как она присуща каждому индивидууму как таковому. Личность не есть абсолютная прерогатива гения, ибо человек может быть гением, не будучи личностью. Учитывая, что в каждом изначально заложен закон его жизни, любой человек теоретически способен следовать ему и таким образом стать личностью, т. е. достичь целостности. Но поскольку жизнь существует только в форме живых особей, то есть индивидуумов, этот закон всегда стремится к жизни, проживаемой индивидуально. Значит, хотя объективная психика может быть понята только как универсальная и единообразная данность, предполагающая, что все люди разделяют одно и то же первичное психическое состояние, она, тем не менее, должна индивидуироваться, ибо не может выразить себя иначе, кроме как через индивидуальное человеческое бытие. Единственным исключением из этого правила являются случаи, когда она захватывает группу и по самой своей природе ведет к катастрофе, поскольку действует бессознательно, не усваивается сознанием и не находит своего места среди текущих условий существования.

308 Лишь тот, кто способен сознательно подчиниться силе внутреннего голоса, становится личностью; но если он уступит, то будет сметен слепым потоком психических событий и уничтожен. В этом состоит величие и избавление любой подлинной личности: она добровольно жертвует собой ради призвания и сознательно впускает в свою индивидуальную реальность все то, что, будь оно бессознательно прожито группой, способно привести только к гибели.

309 Один из самых ярких примеров значения личности, которые сохранила для нас история, – это земная жизнь Христа. Как известно, действенный противовес мании величия, сжигавшей не только императоров, но и каждого римлянина (civis Romanus sum[105]),