их не прочитает. Но сейчас я и дня не представляю без того, чтобы не написать Диме.

Так мне кажется, что я с ним разговариваю, что он меня слышит. Каждый день я подъезжаю на инвалидной коляске к широкому подоконнику окна и, глядя на прохожих на улице, пишу Диме. Потом убираю письмо в конверт и кладу в большую шкатулку.

Вывожу на конверте большими буквами «Диме», убираю его в шкатулку и выезжаю из палаты.

В больнице от скуки с ума сойти можно. Уже глаза не смотрят ни на телевизор, ни на телефон. Друзья придут навестить меня завтра, поэтому сегодня мне совсем нечего делать.

Доезжаю прямо по коридору до лифта, вызываю грузовой, затем заезжаю в металлическую кабинку и спускаюсь на второй этаж. Здесь находится столовая. Я не голодна, но мне хочется побыть в обществе людей, с кем-нибудь поговорить. Заказываю чай с десертом и еду за столик к знакомой девочке-беременной.

— Привет, Лиз, — здороваюсь с ней, заезжая за стол.

— Привет, Соня, — делает глоток киселя. — Как дела? Как самочувствие?

— Нормально. Наконец-то научилась обращаться с этой коляской.

— Ой, мне так тяжело ходить, — закатывает глаза. — Я бы тоже лучше на коляске поездила, но Игорь Сергеевич, наоборот, велел мне больше двигаться.

— Не говори ерунду! — машу рукой. — Это же прекрасно, что тебе можно ходить. А мне только сидеть разрешили.

Официантка ставит передо мной чай с десертом и удаляется.

— Я себя чувствую бегемотихой, — сетует. — Не наклониться, не нагнуться.

Лиза беременна двойней, причем на седьмом месяце, как обычно бывает с двуплодной беременностью, роды у нее не начались. Так что, по всей видимости, ее близнецы будут девятимесячными. Выглядит Лиза и правда, как бегемотик. В помещение заходит сначала Лизин живот, а потом уже она сама. Лиза и ее муж опасаются, что роды могут начаться неожиданно на восьмом месяце, поэтому решили на всякий случай лечь в больницу.

— Ой, Игорь Сергеевич! — испуганно восклицает Елизавета. — Блин, он сейчас увидит, что я съела кусок торта и будет меня ругать.

Лиза мечется глазами по столу, ища, чем бы прикрыть тарелку, на которой только что был кусок жирного шоколадного торта. Не придумывает ничего лучше, чем накрыть салфеткой.

— А мне Игорь Сергеевич не запрещал есть сладкое.

— У тебя нет лишнего веса.

— Так и у тебя нет, просто у тебя двойня, поэтому большой живот.

— Нет! Я сама по себе тоже растолстела. Ладно, пойду, а то от его нравоучительных нотаций мне становится плохо.

Лиза отодвигает стул и, словно слон в посудной лавке, поднимается на ноги. Пока Игорь Сергеевич стоит у стойки заказов спиной к нам, подруга, придерживая огромный живот, быстро семенит на выход. К ее освободившемуся месту подходит официантка и убирает тарелки.

Ну вот, снова скука. Придется возвращаться в палату и тупить в телефон. Вяло ковыряю вилкой в десерте, когда над головой раздается:

— Можно?

Поднимаю взгляд на Игоря Сергеевича.

— Да, конечно, тут свободно, — указываю рукой на место Лизы напротив.

Врач опускается на стул, а я сразу начинаю чувствовать неловкость. Почему-то когда мы с Игорем Сергеевичем вдвоем, мне становится не по себе. Просто он такой добрый, чуткий, правильный, что…

Даже не могу закончить мысль.

— Как дела? Как самочувствие? — спрашивает.

— Все хорошо, — приподнимаю уголки губ.

К Игорю Сергеевичу подходит официантка и ставит перед ним большой американо и клаб сэндвич. Вот что для меня поразительно, так это то, что Игорь печется о здоровье своих пациенток, а сам питается, чем попало. Мне кажется, за день он выпивает пару литров кофе.

А еще он почти не спит. У него каждый день кто-то рожает, а если не рожает, то он все равно торчит в больнице чуть ли не до полуночи. По десятому кругу изучает наши истории болезни, результаты узи, снимки, анализы…

— Ты наконец-то стала румянее и веселее, — замечает мое улучшившееся самочувствие.

А еще Игорь Сергеевич перешел со мной на «ты» и велел мне называть его просто «Игорь». Я не могу, язык не поворачивается. Для меня он доктор, а не приятель. Хотя в мыслях или в разговоре с кем-то из беременных могу назвать его только по имени.

— Это психолог помог. Спасибо, хорошая была идея.

Кивает, делая глоток из кружки.

— К сожалению, в нашем обществе не принято следить за своим психологическим здоровьем. Люди считают это пустой тратой денег.

— Ну… — тяну. — Я тоже раньше не понимала смысла. Да и сейчас не понимаю, если честно, хотя и не могу не признать тот факт, что конкретно в моем случае психолог очень помог. Я стала чувствовать себя бодрее, живее, просыпаюсь с хорошим настроением.

— Дело в том, что именно здоровая нервная система — по большей части залог хорошего здоровья в целом. Люди думают, что нервы — это что-то отдельное, но на самом деле нет. Человеческий организм — это одно целое, включая нервную систему. Проблемы с нервами приводят к заболеваниям желудка, кишечника, сердца. В твоем случае из-за постоянного стресса организм в какой-то момент мог отторгнуть ребенка.

Мне даже страшно такое слышать, хотя я и понимаю, что врач говорит верно. Мало того, что я попала в сильное ДТП, так еще и постоянные стрессы, нервные срывы из-за смерти Димы. И да, мой организм мог отторгнуть беременность.

— Сейчас я себя хорошо чувствую, спасибо вам.

— Ну что ты, не за что. Я всего лишь работаю.

— Все бы так хорошо выполняли свою работу, как вы.

— Кто плохо выполняет свою работу, тот просто ее не любит, — издает смешок. — Работу надо выбирать по душе.

И вот тут я не выдерживаю и задаю вопрос, который очень давно меня интересует:

— Почему вы решили стать именно гинекологом?

Чувствую, как щеки моментально вспыхивают. Знаю, мой вопрос бестактный. Но я уже просто умираю от любопытства. Я узнала, что Игорю 28 лет, он не женат. Что может заставить молодого парня пойти в гинекологию?

— Мне было интересно изучать зарождение человеческой жизни, — спокойно отвечает.

Глава 32.

Почти семь лет назад

У меня аж челюсть отвисает от такого ответа.

— Зарождение человеческой жизни? — переспрашиваю изумленно.

— Да. Я выбирал между неврологией и гинекологией. Мозг тоже очень интересно изучать, это самая