— Может, и ты не поедешь? — Продолжает уговаривать меня, как впрочем делает и Леночка. Уже и осмелевшая Инка подключилась, взявшись за шубу всерьёз.

— Поеду, — отвечаю, уже об этом не думая.

Давно всё решил. А теперь вдруг мысли вернулись к проблеме одной.

Занялся я на днях экспериментами с артефактом из Мёртвого города, о котором своим так ничего и не сказал. Кстати, для их же блага. Сперва в подвале развернул деятельность, потом в сарай новый перешёл, дабы дом не спалить. Осознавая, что трогать его чистыми руками нельзя, соблюдал технику безопасности, как мог.

Колбу я вырвал с кусками проволоки и вскоре догадался, что именно она и должна служить проводником энергии Артефакта, а не вся поверхность сосуда. Так, по крайней мере, энергия не хлынет потоком, который сожжёт принимающий объект.

В процессе возни заметил, что к Зерну всякая мелкая живность тянется, как мотылёк на огонь. Букашки, паучки и жучки, все в чёрную пыль превращаются. Хочешь комнату от мух избавить? Оставь агрегат на пару минут.

Это сразу навело на мысль, что на открытом месте долго Зерно держать нельзя. Приманит не только мелочёвку, но и нечисть. Поэтому постарался не превышать лимит времени, который сам для себя установил в ежедневных исследованиях. Очень, кстати, интересных.

Пришлось ставить эксперименты на лягушках, как раз из–за дождей домовой Баш насобирал их мне много. Мелкие животные горели как спички буквально через секунды даже от контакта с проволокой, но в некоторых случаях успевали отрасти лапки прежде, чем начинался процесс.

Опасный артефакт мог сжечь при любом неверном действии. Поэтому я всерьёз озадачился, как можно аккумулировать его живительную энергию, дабы распределить её ещё менее концентрированно. И вскоре до меня дошло, как это сделать. Ядра машин!

Они легко подошли на роль аккумуляторов. Мелкие шарики, каких подобрал в подземелье два штуки, буквально за секунды начинали загораться розовым светом при контакте с проволокой. А большое ядро, успевшее погаснуть, ярко засияло, чуть погодя. Дальше я уже работал с этими шариками. От мелких ядер лягушки перестали превращаться в тлен сразу, только через десять–пятнадцать секунд.

Каким–то чудом я выискал в деревне больную козу, которую уже собирались забивать. Какие бы ни были в народе амулеты, они лишь лечат раны, но не серьёзные болезни или увечья. Поэтому случай казался всем безнадёжным. Но я вылечил животное касанием малого заряженного ядра, которое отдав, погасло полностью. Проблема оставалась в том, что таскать такое с энергией артефакта можно было лишь с полной изоляцией, то есть с оболочкой из мёртвого дерева. И никак не живого, иначе труха, пепел, возгорание.

Вторая проблема, что ядра оставались заряженными не так долго, как хотелось. Малые гасли через час, большое — через три. Это никак не вязалось с тем, что роботы действовали намного дольше, видимо, у них там некие приспособления к ядру имеются, не дающие гаснуть. А то и подзаряжающие его.

И, тем не менее, даже часа мне было достаточно, чтобы дойти до Утёса с роднёй Ярослава и попробовать помочь им, наконец.

Но я опоздал.

Мне стоило попытать расспросами Бориса сразу, пока он был ещё жив и растерян. Очень уж подозрительно он себя вёл. Тогда бы я понял, что он приплёлся ко мне не просто, потому что захотелось.

Судя по следам, мы пришли с духом к выводу, что всё случилось дней пятнадцать назад.

Лунный камень в пещере разбит и уже не светит, друзья Бориса — изорванные трупы в человеческом обличие уже источают смрад вовсю. А от моей семейки ни следа. Странно, ведь всё должно быть наоборот. Проклятье и всё такое. Или им просто внушили? А теперь совсем одичавшие оборотни бегают по округе.

Вероятность немалая. Как раз дружинники ночных смен, патрулирующие деревню, стали на обереги всякое ловить. Но это могут быть и не наши оборотни, а пришедшие на освободившееся место чужие мутанты.

Вот и получается, что я ухожу в поход, оставляя деревню с новыми проблемами. И даже рад, что Дарья остаётся. Она сумеет защитить Малорыжково, да с таким–то луком ещё как.

И всё же не даёт покоя последняя фраза Бориса. «Отнесу ему»! Кому он собрался относить артефакт⁇ А что если сам Могута нагрянул в пещеру к оборотням и погнал его ко мне? Тогда остаётся вариант, что родня Ярослава у него в заложниках. Он же не получил своё? Вероятно, Борис убедил его, что я чего–то стою. Значит, тёмному магу на меня нужно как–то воздействовать. Это лишь предположение, и его нужно брать в расчёт.

Нельзя исключать, что Могута теперь знает обо мне. Остаётся лишь ждать его следующего шага.

А ещё надеяться, что он не знает о добытом артефакте и не сможет его украсть. Хотя я принял все меры предосторожности и с ухищрением спрятал его. Теперь оно хранится в подземелье особняка, в комнате с бассейном и алтарём, где с помощью дыркодела я закатываю Зерно за бетон на полметра в грунт, после чего от него вообще не фонит (дух у меня хороший индикатор). И также с помощью устройства достаю обратно. Хрен кто догадается.

Добравшись до Звягинок, мы разделились на время. Дарья пошла по району разведывать, а я двинул к воротам Академии.

Туман почти рассеялся, но следом зарядил моросящий дождь. По селу в мантиях не шастают, зато за забором ходят стройными группами по посеревшим лужайкам.

К воротам подошёл закрытым, а тут целое КПП в виде будки и недовольного охранника. Дедок в плаще дождевом весь растрёпанный, но видно, что интеллигентный. И, скорее всего, маг. Повеяло от него нормально так.

— Утра доброго, юноша! Опоздавший? — Спрашивает, приближаясь, ещё и щурится сильно, будто в упор не видит. — Не помню тебя чего–то.

Ах, вот чего это он.

— Доброго утра, отец, — приветствую, спрыгивая с коня. — Я почётный гость вашей академии барон Суслов Ярослав Дмитриевич. Пропусти, пожалуйста. Мне буквально на десять минут с одной девушкой повидаться.

— Ишь ты, почётный гость, — сразу заворчал. — Во время занятий никого не велено пускать, наказ ректора. Хоть почётного гостя, хоть князя нашего, хоть цацу какую ещё. Приходи вечером или в выходные.

— Отец, мне очень надо. Ни вечером, ни позже уже не смогу, в поход на половцев уезжаем.

— Да какой я тебе отец, — возмущается и дальше с удивлением: — половцы? И что говорят?

— Плохо дело, орда в пятьдесят тысяч