Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он кладет купюры в счетницу и отодвигает ее на край стола.
– Готова поведать эту историю? – спрашивает Пэйси.
Вытираю рот салфеткой и киваю.
– Я сама еще обескуражена всей этой ситуацией. На самом деле моя мама родилась здесь, в Банфе.
– Правда? – удивляется Пэйси.
– Да, а росла в Калгари. Во время путешествия с братом на северо-западное побережье она встретила моего отца. Все произошло достаточно быстро, за какие-то пять дней они влюбились друг в друга. – Я упираюсь подбородком в ладонь, вспоминая, как она отзывалась об отце. – Мама очень сильно любила его. Они были без ума друг от друга, поэтому через месяц поженились. Семья мамы не обрадовалась такому решению, потому что мама покинула Канаду и поселилась с отцом в Сиэтле. Они открыли книжный магазин и стали наслаждаться тихой семейной жизнью. Родственники не согласились с их выбором, по их мнению, такая скорая свадьба – ошибка. Но родители заявляли: если ты уверен, сомнения излишни. По крайней мере, так рассказывала мама. Папу я никогда по-настоящему не знала. Я плохо его помню.
– Любовь стремительное чувство, ему ни к чему временные рамки, – соглашается Пэйси, из-за чего мое романтичное сердце ускоряет ритм. Не могу не согласиться с этим утверждением. – Что случилось с твоим отцом? – спрашивает он.
– После одиннадцатого сентября папа захотел служить нашей стране, но, к сожалению, погиб. Во время своего первого задания подорвался на заложенной на дороге бомбе. Уверена, частичка души мамы умерла вместе с ним. Она больше никогда не ходила на свидания, даже не рассматривала эту идею, и вместо этого посвятила все время мне. У нее были напряженные отношения с семьей, так что мы остались вдвоем. Именно поэтому, когда у нее обнаружили опухоль, я всегда была рядом. Она уделяла мне все свободное время, поэтому я решила, что забота о ней – это меньшее, что я могу для нее сделать, даже если тем самым я отказывалась от собственной жизни. – Не было другого выхода. Вспоминая те два года, я понимаю, что полностью погрузилась в изнуряющее, безмолвное горе. Самые тяжелые годы в моей жизни. Слава богу, рядом были Кэтрин и Макс.
Пэйси проводит языком по зубам и отводит взгляд.
– Винни, ты нечто. Кажется, никогда не встречал таких людей. Не уверен, что вообще знаю кого-то, кто смог бы отказаться от собственной жизни, чтобы стать сиделкой.
– Я ни секунды не сомневалась в своем решении, потому что хотела всегда быть рядом.
Он медленно кивает, а затем встает со стула.
– Давай выбираться отсюда.
Я тоже поднимаюсь и тянусь за своими пакетами, но Пэйси забирает их у меня, а после спрашивает:
– Можно я возьму тебя за руку?
Боже, сердце, успокойся.
Он хочет взять меня за руку не для того, чтобы показать дорогу, а просто чтобы касаться меня. Напомните, на какой я планете?
Как будто ему вообще надо спрашивать.
– Конечно, – отвечаю я.
Пэйси искренне улыбается и сжимает мою ладонь. Мы выходим из ресторана и направляемся к стоянке, где оставили его машину. Пока мы шагаем, я не могу не отметить, как идеально наши руки подходят друг другу, насколько безупречным кажется это мгновение.
– Ты рассказала мне о своих родителях, но промолчала о причине, почему оказалась здесь.
Прижимаюсь к нему ближе и говорю:
– За несколько месяцев до смерти мамы мы обсуждали ее детство, и она поведала мне несколько историй о своем брате. Оказывается, в детстве они делили между собой трофей, который выиграли в лиге по боулингу. Однажды он решил, что хочет хранить кубок у себя, несмотря на то, что победный шар забила мама. Когда она попросила дать трофей ей, он ответил, что оставит его у себя. Лично я считаю такой поступок инфантильным. После того, как она… Как ее не стало, я перебирала вещи и нашла коробку с его именем. Открыв ее, обнаружила кучу записок и всяких мелочей, типа их совместных фотографий, корешков билетов… В общем, всякую ерунду. На одной из фотографий они держали в руках кубок, настоящий кубок, какие делали раньше, а не фигуру парня с кеглей в руках.
– Прекрасно понимаю, какой именно кубок ты имеешь в виду, – улыбается Пэйси.
– Мама, как и я, ни в чем особо не преуспела. И нет, я не напрашиваюсь на комплимент. Просто мы обычные женщины, и это совершенно нормально, потому что, как всегда говорила мама, даже не отличаясь особыми талантами, мы все равно продолжаем оставаться замечательными людьми.
– Полностью согласен с этим заявлением. Винни, ты необыкновенная девушка.
Сжимаю широкую ладонь Пэйси и в знак благодарности ненадолго прижимаюсь головой к его плечу.
– Так вот, этот кубок был очень важен для мамы, потому что являлся единственным доказательством того, что она выиграла хоть что-то. Дяде Эрджею всегда везло в спорте, поэтому для него трофей вряд ли имел особое значение. Но раз мама трепетно относилась к кубку, дядя повел себя как идиот.
– Типичные противоречия между братом и сестрой. В детстве мы с сестрой очень враждовали, постоянно соперничали за внимание родителей, вечно ссорились. Но сейчас у нас хорошие отношения.
– Да, обычное дело. Так вот, после смерти мамы дядя Эрджей прислал мне письмо с соболезнованиями. Такой поступок показался мне странным, потому что я с ним никогда не разговаривала, но в ответ я отправила ему письмо с благодарностью. Потом он прислал мне письмо, в котором рассказывал о своей жизни… Не знаю зачем. Возможно, чувствовал потребность быть на связи. Но… он прислал вырезку из газеты – с объявлением о его помолвке, а точнее их с невестой фотографию.
– И? – скептически спрашивает Пэйси.
– И знаешь, что я там увидела?
– Что?
– Тот самый кубок. Прямо там, в его гостиной, на камине, на самом видном месте. Он до сих пор у него.
– Серьезно? – смеется Пэйси.
– Да, представляешь?! И когда я увидела кубок, решила, что у меня нет другого выбора, надо собирать вещи, отправляться в Банф… и украсть его.
Пэйси останавливается и поворачивается ко мне, едва сдерживая смех.
– Подожди, ты поехала в другую страну, провела за рулем одиннадцать часов, чтобы…
– Это Канада.
– Неважно, ты решила поехать в другую страну… чтобы украсть трофей у своего дяди, которого никогда не видела?
– Ага. – Я широко улыбаюсь. – Мама имеет право на этот кубок, он принадлежит ей, и я достану его ради нее.
– Ничего себе, – говорит Пэйси, а затем усмехается. – Ты… Господи, теперь ты нравишься мне еще больше.
– Виной тому моя безумная затея?