описывает полукруг, и вот уже показалось Щелковское шоссе. Мчатся вереницы автомобилей. На аэродроме — толпы людей, знамена, оркестры.　

Момент приземления почти неуловим. Машина останавливается в полукилометре от трибун, мотор тихо рокочет.　

— Вылезайте все, буду подруливать, — приказывает Чкалов.　

Не ожидая, пока принесут стремянку, прыгаем с плоскости. В самолете остается один Валерий Павлович.

— Сколько летели, Саша? — спрашивает Байдуков у штурмана.　

— Четырнадцать часов двадцать минут.　

По полю к самолету мчатся несколько автомобилей. Они останавливаются в десятке метров. Чкалов глушит мотор и также прыгает с крыла на землю.　

В группе людей, вышедших из автомобилей, товарищ Сталин.　

Чкалов хочет что-то сказать, но Сталин, весело и дружески улыбаясь, широко раскинув руки, крепко, как отец любимого сына, обнимает и целует летчика. Иосиф Виссарионович передает Чкалова в объятия Ворошилова, делает шаг к смущенным Байдукову и Белякову, обнимает их.　

Все направляются к трибунам. Сталин расспрашивает летчиков об их пути, о последнем этапе, о самочувствии. Чкалов начал было деловито и обстоятельно докладывать, но Иосиф Виссарионович останавливает его жестом.　

— Вам надо отдохнуть, — говорит он. — Ведь вы устали.　

Навстречу бегут празднично одетые дети, у них большие　

букеты. Увидев Сталина, они на миг восторженно замирают, потом бросаются к нему, окружают, протягивают букеты. Иосиф Виссарионович, лаская детей, советует:　

— Дайте все цветы героям — Чкалову, Байдукову и Белякову.　

Орджоникидзе вопросительно смотрит на Стомана и меня: «Откуда появились еще двое?»　

— Ведущий инженер самолета и корреспондент «Правды», — представляет Беляков.　

— Наша авиационная промышленность строит самолеты с запасом, — шутливо замечает Байдуков — Кабина рассчитана на троих, а летело пятеро.　

Орджоникидзе погладил усы, рассмеялся…　

Бурной овацией встретили москвичи на трибунах появление Сталина, его соратников и чкаловской тройки.　

Орджоникидзе и Ворошилов выступают с трибуны… Машинально раскрываю блокнот, но вспоминаю: подробное описание встречи дадут редакционные товарищи. Моя корреспондентская работа на этом перелете почти закончена; остается один только очерк — «С героями в Москву…»　

На трибуне — Чкалов. Сила, всегда таящаяся в нем, сейчас проявляется в страстной речи, рвущейся из сердца. Его слова обращены к вождю:　

— Мне здесь хочется сказать, товарищ Сталин, что нас не три человека, а нас тысячи человек, которые так же могут выполнить любой ваш маршрут… На таких машинах мы сумеем покрыть любое расстояние, выполнить любое задание, которое даст нам наш великий Сталин!

V

Еще на острове Удд и в пути к столице Чкалов продумывал план нового беспосадочного перелета. Он поставил своей задачей проложить воздушный путь из Москвы в Соединенные Штаты Америки через Северный полюс. Честь открытия трансполярной воздушной магистрали, кратчайшего пути между материками, должна принадлежать советским летчикам!　

Вернувшись из арктического рейса, Чкалов и его друзья провели месяц на берегу Черного моря, в Сочи. Товарищ Сталин, отдыхавший на даче возле Сочи, пригласил летчиков к себе.　

Чкалов заговорил о своих планах перелета через Северный полюс. Сталин сказал, что к этому полету надо основательно подготовиться: как следует изучить метеорологические условия центрального Полярного бассейна, увеличить число метеорологических станций. С таким делом нельзя рисковать, надо действовать наверняка, без «авось».　

Летчики жили уверенностью, что получат разрешение на трансполярный перелет, и продолжали готовиться; инженеры во главе с конструктором А. Н. Туполевым совершенствовали «АНТ-25». Миновала осень, шла к концу зима, и тут произошло событие, которое укрепило надежды Чкалова.　

В пасмурный мартовский день 1937 года из Москвы вылетела на север советская воздушная экспедиция. Флагманскую машину «СССР Н-170» вели Водопьянов и Бабушкин; арктические летчики Молоков, Алексеев и Мазурук пилотировали три других воздушных корабля. Экспедиция, возглавляемая О. Ю. Шмидтом, прибыла на остров Рудольфа — самый северный в архипелаге Франца-Иосифа, на восемьдесят второй параллели. В девятистах километрах от Северного полюса была оборудована база и аэродром на ледовом куполе. Экспедиция ждала хорошей погоды, чтобы совершить прыжок с острова Рудольфа на лед в центре Полярного бассейна.　

Двадцать первого мая «СССР Н-170», стартовав с острова Рудольфа, спустя шесть часов достиг Северного полюса. Четырехмоторный самолет сел на ледяное поле. Тринадцать человек — летчики и полярники — выскочили из кабины. Они стояли на «вершине мира». Папанину, Ширшову, Федорову и Кренкелю предстояло провести несколько месяцев на пловучей льдине, где обосновалась станция «Северный полюс».　

Первые же наблюдения показали, что льдина дрейфует со скоростью полмили в час; за два дня ее увлекло за двадцать пять миль на юг. Полярники установили радиосвязь и передавали в Москву результаты научных наблюдений. Между Землей Франца-Иосифа и американским побережьем появился важный метеорологический пункт. Отсюда четыре раза в сутки поступали сводки о состоянии погоды в центре Полярного бассейна.　

В эти весенние месяцы мне довелось летать с Чкаловым, Байдуковым и Беляковым порознь. Серию «воздушных прогулок» открыл Георгий Филиппович, не прекращавший испытательской работы; в то время он испытывал скоростные бомбардировщики, выпускаемые столичным авиационным заводом.　

Мы взлетели с заводского аэродрома. В задней кабине сидел военный инженер, в носовую поместили меня. С двумя парашютами, в широком меховом комбинезоне я едва протиснулся через нижний люк кабины. Байдуков переговаривался со спутниками по внутреннему телефону.　

Поднялись до четырех тысяч метров. На горизонтали Байдуков дал полные обороты моторам и, весело крикнув — «держись!», перевел самолет в пике. Машина молниеносно пронеслась тысячу метров, выравнялась, вошла в правый боевой разворот, потом в левый, опять спикировала, и снова началось: рывок вперед, прыжок вправо, влево, носом вниз… Не знаю, видел ли летчик-испытатель землю так отчетливо, как я сквозь стекла штурманской кабины. Земля неслась на меня с сумасшедшей скоростью. По закону притяжения тело мое должно было вывалиться из кресла и упасть в переднее углубление кабины, но я держался в кресле, чувствуя, как могучая сила прижимает меня к спинке. Не успев в полной мере вкусить «прелесть» новых ощущений, я услышал насмешливый голос Байдукова: «Жив? Идем на посадку…»　

Полет занял лишь пятьдесят минут, но дал достаточно впечатлений для корреспонденции «Испытание бомбардировщика»; кстати сказать, летчикам и инженерам я откровенно признавался, что ее можно было с успехом озаглавить «Пятьдесят страшных минут…»　

Спустя неделю мне удалось полетать с Валерием Павловичем. Народный комиссариат тяжелой промышленности подарил Чкалову комфортабельный двухместный самолет. Летчик вел легкую, окрашенную в нежный кремовый цвет машину над каналом имени Москвы. Лишь несколько дней назад новая водная артерия впервые соединила столицу с Волгой. У Химок раскрылась чарующая панорама: строгие линии берегов канала, искусственные озера — водохранилища, бетонные громады шлюзов… На иных шлюзах еще не были убраны леса, там работали строители. Чкалов резко снижался, на крутом вираже дружески махал им рукой; с земли в ответ подкидывали шапки.