Но все произошло иначе. Из мощной груди Штурма вылетел громоподобный, раскатистый смех. Иван смеялся, долго, искренне и с удовольствием. Звенели стекла в хлипкой раме, колыхались тонкие гардины, люстра и та, словно маятник, качалась туда-сюда.

Мы переглянулись с Алиной. Обидно. В присутствии дам и так себя вести. Может быть, у него на нервной почве истерический припадок? Да, скорей всего так оно и есть. На всякий случай мы сделали шаг назад, по направлению к двери, мало ли что придет на ум человеку с искореженной психикой.

Штурм сцепил пальцы замком, вытянул вперед руки и хрустнул косточками, как бы разминаясь. Потом кулаком правой руки несколько раз ударил о ладонь левой. От этого движения нам стало совсем плохо. В кино часто показывают этот жест, так делают перед тем, как набить кому-то морду. В данном случае этими «кто-то» могли быть только мы.

Мы отступили еще на два шага, намереваясь развернуться и бежать к двери.

— Куда вы, Алина Николаевна, Марина Владимировна? — Штурм продолжал булькать от смеха, проглатывая слова, но понять его все же было можно. — Кем вы меня назвали? Убийцей? Ха-ха-ха. Интересно. Да, мне приходилось держать в руках оружие, но при чем здесь Богомолов, которого шлепнули кирпичом по голове? Прости господи, что я так о покойном, но это не мой стиль. Скажите, дамы, сегодня в городе никакой диверсии на химзаводе не было? Может, какой выброс галлюцинагенного вещества в окружающую среду произошел? У вас головы, часом, не болят? Признайтесь, может, вы спешили на прием психиатру, да перепутали адрес?

— Гражданин Штурм, прекратите ваши шуточки, — обиделась Алина. — В камере шутить будете.

— Где? — опять подавился смехом Штурм. — По-моему, это вы шутите и довольно глупо, если разобраться.

— Мы разберемся, обязательно разберемся, но только в другом месте, — Алина наклонилась ко мне и прошептала на ухо: — Марина, надо подать Степе сигнал, но только чтобы этот бандюган не заметил.

— Как? Он стоит у окна, — в свою очередь зашептала я. — Он меня схватит и, как курице, голову свернет. Посмотри, какие ручищи! Как я этих рук раньше не замечала? Ой! А рожа-то, рожа! Как он мог нам раньше нравиться? Отморозок.

— Марина, надо его отвлечь и проползти к окну, через дверь нам не выбраться.

— Где больше двух, говорят вслух! Помните, детскую поговорку? О чем вы шепчетесь? — весело спросил Штурм. — А? И я хочу знать.

Он над нами измывался и совсем не боялся. Хотя чего ему бояться? Мы всего лишь слабые женщины, которым пришла в голову неудачная мысль, более того, идиотская, потягаться силами с матерым убийцей. Теперь одна надежда на Степу, надеюсь, она догадается вызвать подкрепление. Лишь бы только не было слишком поздно. Эх, какие же мы дуры! Надо было оговорить время. Нет нас больше пятнадцати минут — вызывай ОМОН. А то занавеска, цветок! Детский сад. К этому цветку еще доползти надо. Кстати, у Штурма на подоконнике никаких цветов нет. Что же делать? Извечный вопрос русской интеллигенции: «Что делать?»

Мы стояли, пялились на Ивана и лихорадочно соображали, как нам выбраться из квартиры пускай с незначительными увечьями, но живыми. Как назло ни одна умная мысль в наши головы не заворачивала. Просто бойкот какой-то! А ведь и я, и Алина считаем себя неглупыми, коэффициент интеллекта выше среднего и у меня, и у нее. Сами проверяли. И так вляпаться! Видать, черт попутал! Сочли, что можем карать виновных, и тут же были сами наказаны провидением. И правильно! Нельзя зарываться — у каждого на земле свое предназначение. Испокон веков женщины занимались домом, детьми, а мы… Куда нас понесло? И что будет с нашими детьми?

— Так мы пойдем? — подала голос Алина.

— Куда? — наиграно удивился Иван. — Вы хотели что-то узнать, как я понимаю? Неужто передумали? Нет, я не согласен! Только начала завязываться беседа, а вы уходите… Так рано.

Штурм стоял спиной к окну и не заметил, как за стеклом промелькнула чья-то тень, потом вторая, третья. Снаружи на тросах болтались люди с автоматами наперевес, заглядывали в окно и подавали нам какие-то знаки. Но от страха наш мозг был парализован, мы стояли как два каменных изваяния, не понимая, по чью душу пришли эти люди, да еще таким странным способом, через окно.

Иван сделал в нашу сторону шаг. И это было его ошибкой — в ту же секунду стекло разбилось, осколки посыпались на пол и через оконный проем в комнату стали впрыгивать люди в бронежилетах и в черных масках с прорезями для глаз. От ужаса, что нас могут замочить, не разобравшись, кто есть кто, я зажмурила глаза.

А когда их раскрыла, Иван стоял лицом к стене, ноги на ширине плеч, руки за спиной, запястья в наручниках. Очень популярная стойка у представителей правоохранительных органов. Я имею в виду не самих служителей закона, а лишь их подопечных.

— Ребята, я свой, — стонал Иван.

«Кто ж тебе поверит?» — подумала я и не ошиблась.

— Тамбовский волк тебе свой, — ответил один из бронежилетов.

За моей спиной заверещала Степа:

— Все в порядке? Вы так быстро его раскололи! Я чуть было не проворонила ваш сигнал, только зашли в квартиру и сразу знак подали. Вот это работа! Учитесь, — сказала она бронежилету.

Я с удивлением посмотрела на Алину. Какой сигнал? Мы стояли на месте и ничего не делали, только собирались…

— Он отдернул занавеску, — наконец посетило меня озарение. — Ха! Сам в мышеловку прыгнул.

— Хороша мышка, на сто кило потянет. Как приятно смотреть на этого бандюгана, распластанного по стенке, — прошипела Алина. — Просто душа радуется.

— Он вам все рассказал? — От нетерпения Степа подпрыгивала на месте, забыв о переломанных ребрах. Парик сбился набок, оголив ухо и клок натуральных волос, но маскировка ей была уже не к чему — враг стоял в наручниках.

— Прекратите балаган, — Штурм стал возмущаться интенсивнее. — Вам что, трудно проверить документы? Снимите со стула пиджак и возьмите во внутреннем кармане удостоверение.

Его послушались, один из мужчин подошел к одежде и выудил из кармана красненькую «ксиву». У меня как-то неприятно похолодело внутри и засосало под ложечкой. Неужели опять промашка? И судя по всему — какая!

Штурм отлип от стенки. С рук сняли наручники и принесли извинения:

— Извините, товарищ капитан, вышло недоразумение.

Я ничего не понимала: совсем недавно Штурм был тамбовским волком, а сейчас — товарищем, и к тому же капитаном.

— Вот эта дама позвонила, сказала, что ее подруг взял в заложники известный киллер, — оправдывался все тот же бронежилет, указывая на Степу. — Переговоры с ним бесполезны, она якобы уже просила, поэтому только захват штурмом. Ой, извините за тавтологию, Иван Андреевич. Мы сейчас этих дамочек с собой заберем, чтобы им впредь было неповадно шутить с уважаемыми людьми.

Степа стояла в сторонке красная, как перезревший помидор. Ой, как бы ее, а вместе с ней и нас менты за ложный вызов на томат не перекрутили.