– Той, что была с ним на чердаке? Нет, не сказал.

– Он видел Снегину на сцене. Я уверена, что она тоже там была не одна.

– Мезенцев видел только ее, другой информации у меня нет.

– Если Снегина покончила с собой таким символическим, запутанным образом, у нее для этого должна была быть веская причина: личная потеря, решительный разговор или чей-то отказ во взаимности.

– Точно подмечено, – сказал следователь.

– В таком состоянии человек не станет танцевать на сцене и пить вино.

– В вине был яд, – напомнил Митрошников.

– А что, если Снегина не знала про яд? Это указывает на присутствие еще одного человека.

– Не будем гадать на кофейной гуще. У нас нет достаточной информации. Рассказ Мезенцева скорее подтверждает официальную версию самоубийства, чем опровергает ее. Впрочем, я здесь не за этим. У меня для вас хорошая новость.

– Наконец-то, – сказала Лионелла. – От плохих я устала.

– На вашей сумочке найдены посторонние отпечатки.

– Что теперь?

– Горничных в гостинице уже дактилоскопировали, однако ни одного совпадения не обнаружили. Завтра утром будем снимать отпечатки у всех, кто присутствовал в комнате, где была оставлена сумочка.

– У артистов театра?

– Также у режиссера и заведующей труппой.

– Мне бы этого не хотелось, – опасливо возразила Лионелла.

– А вас, уважаемая, никто и не спрашивает. Есть заявление о краже ювелирного украшения, я провожу необходимые следственные действия. Если не желаете присутствовать, скажитесь больной. В конце концов, вы на больничном.

– Пожалуй, я так и сделаю.

По возвращении в гостиничный номер Лионелла позвонила Кириллу и предложила вместе поужинать. Он отказался, но потом пообещал зайти через час и отвести ее в ресторан на первом этаже гостиницы. На большее у него не было времени, после ужина Кирилл намеревался подняться в свой номер и лечь спать.

Такой расклад не устраивал Лионеллу, поскольку она выбрала вечерний наряд, который был неуместен в заведении, где наспех едят туристы и командированные. Тем не менее она согласилась.

Буквально через минуту после разговора с Кириллом Лионелле позвонил муж. Поинтересовавшись ее настроением и самочувствием, он сообщил:

– Завтра утром тебе придется съездить в арендованный особняк. Туда приедет хозяйка с ремонтником.

– Зачем? – спросила Лионелла.

– Ты сказала, что в доме холодно.

– Я там не живу.

– Мы платим этой особе приличные деньги. Пусть побеспокоится, чтобы в доме было тепло.

– Зря ты это затеял, – сказала она.

– Если не хочешь ехать, могу кого-нибудь прислать из Москвы, – сказал Лев Ефимович. – Решил проявить заботу, но ты, как видно, не оценила. Мне очень жаль.

– Ну хорошо, я поеду. Во сколько там будет хозяйка?

– Утром она тебе позвонит и назначит точное время.

– Договорились. – Закончив разговор, Лионелла оценила его так: прохладный, с оттенком взаимного недовольства.

Следующим на очереди был звонок завтруппой Терехиной.

Для затравки Лионелла покашляла в трубку и только потом заговорила тихим больным голосом:

– Елена Васильевна, это Баландовская…

– Что с вами? Заболели? – с подозрением спросила Терехина.

– Немного простыла…

– Надо понимать, что завтра на репетицию не придете?

– Возможно, приду в себя после обеда…

– Выздоравливайте. – Пожелание было высказано без сочувствия, скорее с сарказмом, но Лионеллу это не задело. В конце концов, она сама была не без греха.

Кирилл зашел за Лионеллой в девять часов вечера, когда та уже была готова раздеться и лечь спать голодной.

– Ресторан закрывается в десять, – сказала она.

– И что? – устало улыбнулся Кирилл. – Поесть-то успеем.

Они спустились в ресторан, сели за дальний столик и сделали заказ по меню. Однако официант объяснил, что многих блюд уже нет. Пришлось выбирать из того, что осталось.

– Прости, виноват, – сказал Кирилл. – Задержался в бутафорском цехе.

– Зачем?

– Контролировал ход работ.

– Что делали?

– Цветы и фрукты для твоих шляпок.

– Шутишь?

– Честное слово.

– Боже, как романтично, – улыбнулась Лионелла. – Их делают те самые болтливые бутафоры?

– Две милые семидесятилетние дамы. Все умеют, все знают, обо всем имеют свое суждение. Золото, не старухи.

– Рассказали что-нибудь интересное? – спросила Лионелла.

– Про что конкретно?

– Например, про Снегину.

– О ней речь не заходила. – Кирилл проследил взглядом за официантом, который ставил на стол тарелки и, когда тот ушел, заметил: – Ты будто допрашиваешь меня. С чего бы это?

– Просто интересуюсь.

– Зная тебя, могу предположить, что за этим «просто» кроется нечто.

– Вообще-то я позвонила, чтобы извиниться, – сказал Лионелла.

– За что?

– За то, что заставила тебя поехать в Москву, а потом бросила одного.

– Одиночество – мой конек, мое привычное состояние. Я с этим справился.

– И все-таки чувствую себя виноватой.

Кирилл с подозрением прищурился и погрозил ей пальцем:

– По-моему, ты специально подлизываешься…

– С чего ты это взял?

– Хочешь знать, что рассказали бутафоры? – он усмехнулся. – Хитра ты, Машка, но я хитрее тебя.

– Даже если так. Отчего бы не рассказать? Что в этом такого?

– Давай выпьем и наконец поедим, – предложил Ольшанский.

– Потом расскажешь?

– Расскажу.

Так и вышло, Кирилл все выложил еще до десерта:

– Ничего особенного, обычные театральные сплетни про Магита.

– И в чем он замечен?

– В прелюбодеянии. – Кирилл усмехнулся. – Я видел его жену и хорошо его понимаю. Гуляет Магит интеллигентно. Сейчас он спит с Анжелиной Зорькиной, а до нее встречался с Кропоткиной. Незадолго до ее гибели она получила отставку.

– Так вот из-за кого они подрались в караоке…

– Отвечу словами философа: «О времена! О нравы!»

– Чьи, кстати, слова? – поинтересовалась Лионелла.

– Цицерон. – Кирилл разлил вино по бокалам и предложил: – Давай напьемся сегодня?!