– За день до спектакля мне позвонила женщина и велела не приходить на спектакль. Еще она сказала, что для меня так будет лучше. Я человек мнительный, долго мучилась, потом позвонила в театр и сказала секретарше, что у меня заболели дети.

– А почему не позвонили Терехиной?

– Я боюсь ее. Она постоянно мной не довольна.

– Знаете, кто вам звонил?

Костюкова невыразительно пожала плечами:

– Кажется, нет…

– А номер? Номер знакомый?

– Я такого не знаю.

– Можете найти его в телефоне?

– Нет! Я сразу его удалила!

По тому, как быстро ответила Костюкова, Лионелла поняла: она что-то скрывает.

– Мне кажется, вы чего-то недоговариваете.

– Правда-правда! Я сразу его стерла. Мне показалось, что, соврав о болезни, я совершила плохой поступок. Потом умерла Кропоткина.

– Так-так… – Лионелла задумалась – Номера, значит, нет. Кто звонил, тоже не знаете. – Взглянув на Костюкову, она уточнила: – Или знаете?

Потупив глаза, Костюкова чуть слышно проронила:

– Я ни в чем не уверена, но мне показалось, что я уже слышала этот голос.

– Где?

– Не знаю.

– Послушайте, Ирина. Вы должны понимать, что можете стать соучастницей преступления.

– Но я ни в чем не виновата!

– Да что же это такое! – Лионелла вскочила на ноги и заходила по комнате.

– Поймите, – снова заговорила Костюкова. – Я не могу просто так обвинить человека. А вдруг это не она?

Лионелла оглядела Костюкову и поняла, что ничего не добьется от этой перепуганной дурехи. Она забрала свою сумку и направилась к двери, сказав на ходу:

– Советую обо всем рассказать следователю. Мне кажется, вам угрожает опасность.

В театр Лионелла приехала на такси. Шла репетиция, актеры и несколько человек из театрального персонала сидели в зрительном зале. Все обсуждали взволновавшее их событие – снятие отпечатков пальцев.

– Как будто мы все какие-то преступники, – громко возмущалась Терехина. – Вот так взять, прийти и вывозить всех в черной краске.

– Я слышал, существуют более гуманные методы, – сказал Строков. – Просто прикладываешь палец к стеклу, в него вмонтирован датчик…

– Эй вы, там, в партере! – крикнул со сцены Магит. – Идет репетиция, нельзя ли потише?!

– Ваше счастье, что вас не было утром, – прошептала Терехина, и Лионелла поняла, что Митрошников не сказал артистам, с какой целью те сдают отпечатки.

– Где Петрушанская?! – громко спросил Магит. – Сейчас будет ее сцена!

– Она пошла в аптеку! – ответила Терехина. – Минут через пятнадцать вернется.

– Тогда пусть репетирует Вера Петровна! Давайте ее на сцену!

Терехина встала с кресла и поискала взглядом жену худрука. Потом окликнула:

– Вера Петровна! Где вы?

– Ну, что там у вас? – поторопил ее Магит.

– Только что здесь была. Я видела ее.

– Издеваетесь надо мной? – с истерикой в голосе вскрикнул Магит.

– Я завтруппой, а не господь бог! – провозгласила Терехина.

И в тот же момент из-за двери донеслось:

– Я здесь! – в зрительный зал вбежала Петрушанская. – Простите, Виктор Харитонович! Я уже здесь.

Все быстро утихомирились, и каждый занялся своим делом. Строков, Зорькина и Петрушанская стали репетировать финальную сцену пьесы. Терехина устроилась в кресле и галочками отмечала в программках имена исполнителей ближайших спектаклей.

Позади Лионеллы кто-то шепотом говорил по телефону:

– Громче не могу… Ну да… Конечно же, я знала ее. Перед тем самым спектаклем она помогла мне отнести костюмы в гримерку. Жалко, как же не жалко… Какой-никакой, все же человек. Вот ведь как… Все одно к одному… Дня за два у нее зеркало треснуло. Я сказала ей: Карина, это не к добру. А она мне типа: фигня. Что?.. Да разве дело только в этом? Кому-то все и сразу, а кому-то – муж-алкоголик и комната на подселение три на четыре. Несправедливость жизни.

Лионелла замерла, потом медленно обернулась и увидела костюмершу Тамару. Та закончила разговор и подобострастно улыбнулась:

– Здрасте. Громко говорила? Да?

– Слышала ваш разговор, простите, – сказала Лионелла.

– Пришлось ответить на звонок. Виктор Харитонович не любит, когда во время репетиции разговаривают.

Лионелла на ходу соврала:

– Тем вечером я видела, как вы и Кропоткина несли в гримерку костюмы, и слышала ваш разговор.

– Как странно, – удивилась Тамара. – А я вас там не заметила.

– За три часа до спектакля на сцене было темно.

– К чему вы это припомнили?

– Кропоткина сказала вам, что, если бы о подмене ее попросил другой человек, она бы отказала. Тому, кто попросил, она отказать не смогла.

– Я-то здесь при чем?

– О ком говорила Кропоткина?

– Кропоткиной соврать – все равно как выпить стакан воды. Да она рада-радешенька была, что открывает сезон!

– Тише, я сказал! – рявкнул Магит. – Сколько можно просить?!

Лионелла выдержала паузу и заговорила совсем тихо:

– Кропоткина говорила так, как будто вы знаете, о ком идет речь, и вам известно, почему она не смогла ему отказать.

– Вы, Лионелла Павловна, артистка, а не следователь. Ни на какие ваши вопросы я отвечать не буду. – Тамара поднялась с кресла и стала пробираться между рядами к проходу. – И вообще, мне нужно работать.

Вскоре Лионеллу вызвали на сцену. Однако репетировала она из рук вон плохо, поскольку так и не смогла сосредоточиться на своей роли.

От этого позора ее спас Митрошников. Он вышел на сцену, пошептался с Магитом, после чего поманил Лионеллу пальцем:

– Со мной идемте.

Как и в прошлый раз, Митрошников устроил себе рабочее место в гримерке. Там на туалетном столике лежала сумка Лионеллы и заполненный протокол допроса.

– Садитесь, – сказал Митрошников и опустился на стул. – Мы нашли того, кто украл ваши серьги.

– Господи… – она мгновенно обмякла. – Неужели кто-то из труппы?

– Проверим вашу интуицию, – предложил ей следователь. – На кого ставите вы?

– Зорькина? – спросила Лионелла.

– Нет.

– Мезенцев?

– Снова – нет.

– Терехина?

– Мимо.