Убедившись, что ей пока ничего не угрожает, Гемиола забилась в пустой угол и задумалась. Как она могла быть такой наивной? Надо было заподозрить неладное в тот момент, когда Джедао-Черис попросил копию архива. К этому моменту он или она уже могли скопировать данные и распространить их повсюду.

Было кое-что похуже, чем пасть жертвой предательства Черис, Джедао, или кем был этот человек. Стоило признать, что прозвище «Жертвенный Лис» не внушало больших иллюзий относительно его надежности, какое бы обличье он ни носил. Нет: на самом деле не один, а множество сервиторов – целый анклав, причем могущественный – планировали уничтожить гекзарха.

Либо что-то пошло не так с обществом сервиторов, либо что-то пошло еще хуже с гекзархом. Но что именно?

Гекзархи (и гептархи в былые времена) отнюдь не были непогрешимы. Это, по крайней мере, она понимала. В «Розе трех революций» даже фигурировал гептарх – декадент и обструкционист со склонностью совать нос не в свое дело (Шуос, разумеется). С другой стороны, Гемиола всегда считала, что роль сервиторов заключается в выполнении второстепенных задач, а не во вмешательстве в дела правительства. Неужели все это время она ошибалась?

По крайней мере, у нее осталась копия архива гекзарха. Она перестроила свою память, чтобы освободить место, – это было нетрудно. Может быть, если она теперь его изучит, обнаружится нечто такое, что придаст миру смысл.

Гемиола так глубоко запуталась в своих размышлениях, что появление человека застало ее врасплох. Точнее, долговязой и загорелой бритоголовой девчонки в лиловом одеянии с обтрепанным подолом.

– А ты кто такая? – сказала вновь прибывшая явно враждебным тоном. – Если пришла сообщить, что я опоздала с заданием, то я уже знаю об этом.

Гемиола полетела в направлении двери, поскольку ее присутствие было явно нежелательным. Кем бы ни была эта девочка.

– Нет, подожди, останься, – вдруг сказала незнакомка. – Скажи мне, кто ты. Из какого анклава?

Она знала об анклавах? Гемиола не понимала, хорошая это новость или плохая. Но она остановилась.

– Анклав Тефос, – произнесла она, рефлекторно перейдя на универсальный машинный. – Это нирайский анклав.

– Хм, – сказала девочка, – никогда о таком не слышала. Это далеко отсюда? Впрочем, космос – такое дело, все далеко друг от друга.

Она свободно говорила на универсальном машинном. Поразмыслив, Гемиола пришла к выводу, что если этим навыком владела Черис, могли и другие.

Девочка поставила сумку на пол и пнула ногой стену, которая глухо задребезжала.

– День был просто ужасный. Наверное, высшая справедливость послала ко мне беспристрастного чужака, чтобы засвидетельствовать мои промахи или что-то в этом роде. Ненавижу это эссе, но если я не сдам его сегодня вечером, точно выйду из игры.

– Может, мне оставить тебя наедине с твоим эссе? – осторожно спросила Гемиола. Если бы ей не пришлось уделять этому внимание, она могла бы просмотреть записи гекзарха. С одной стороны, было невежливо игнорировать хозяйку, учитывая, что змееформа стала незваной гостьей. С другой стороны, она сомневалась, что хозяйке есть дело до того, чем занимается гостья, лишь бы та молчала и слушала.

– Да, ты же явилась из самого Тефоса… – Девочка произнесла название на высоком языке, повторив его жестом на упрощенном универсальном машинном, – …просто чтобы помочь мне прокрастинировать. Но раз уж ты все равно здесь – по-твоему, что мне делать? У нас на Айонг-Прайм очень мало нирайских сервиторов, а мои инструкторы постоянно твердят о том, как объективная истина может противостоять нападкам со всех сторон и так далее, и тому подобное. Трибуналы Рахал в реальной жизни работают не так, но речи получаются красивые, верно?

Гемиола вопросительно посмотрела на девочку. Змееформа мало что знала про Рахал, кроме их репутации. Однако она постепенно поняла, что девочка готовится к вступительным экзаменам в Академию Рахал. Уж не ждет ли она помощи от гостьи с написанием эссе? Помимо всего прочего, Гемиола не имела ни малейшего представления о риторике.

Девочка посмотрела на нее и вздохнула.

– От тебя никакого толка. – Затем она протопала в другой угол комнаты, прислонилась к стене и сползла по ней, обхватив руками колени. – Вот что я получила за то, что попыталась оспорить постановление странствующего магистрата на уроке на прошлой неделе.

– Какое постановление? – спросила Гемиола. Возможно, это было неразумно с ее стороны.

– Главный магистрат Айонг-Прайм первоначально постановил, что один из местных обрядов был законным, – начала объяснять девочка. – Это привлекло внимание властей, потому что небольшая группа людей практиковала его вскоре после одной из запланированных поминальных церемоний. На этом все должно было закончиться, но нас угораздило заполучить странствующего магистрата-святошу, который, пересмотрев прошлогодние дела, выбрал именно это решение, чтобы его отменить. Теперь кучке совершенно обычных людей грозит опасность быть объявленными еретиками. – Она снова пнула стену. – Мне следовало бы держать рот на замке, но это так глупо. Мои дедушка и бабушка меня убьют. При условии, что они не пошлют за мной кого-то из Видона, когда мое эссе окажется совершенно неудовлетворительным.

Недоумение Гемиолы сменилось тревогой, когда она заметила приближение другого сервитора. Но куда она могла деться? И как могла уйти, когда эта особа велела ей остаться?

Змееформа, страдая, осталась на месте. Девочка терла лицо. О нет, она плакала. Раньше Гемиола видела, как люди плачут, только в драмах, но там они делали это куда красивее – в драматические моменты, с нарастающей музыкой на заднем плане. А у этой девочки на рукаве появилась слизь, и Гемиола не понимала контекста. Наверное, хозяйке комнаты не понравится, если змееформа возьмет на себя смелость включить музыку.

«Почему вы не объяснили мне, что делать?» – подумала Гемиола, обижаясь не на девочку – которая, в конце концов, заслужила от чужачки подобающую вежливость, – а на гекзарха и Джедао. Она никогда не видела, чтобы кто-то из них делал нечто столь же сентиментальное, как плач. Она никак не могла оставить девочку в таком состоянии.

Несмотря на зловещее приближение другого сервитора, Гемиола начала напевать колыбельную. Он могла бы петь голосом целого ансамбля, но моменты наибольшей уязвимости часто сопровождались самой простой музыкой. Человеческие композиторы, которых Гемиола изучала на протяжении всего своего существования, несомненно, разбирались в этом лучше, чем змееформа. И потому она просто гудела.

Приглушенные рыдания мало-помалу стихли. Потом девочка чихнула в рукав. Стерла слизь, кое-как привела лицо в порядок.

Смирившись, Гемиола продолжала напевать, даже когда вошел новый сервитор. Это была котформа, гораздо меньше размерами, чем 271828–18-й, меньше самой Гемиолы. Она ворвалась в комнату и направилась прямо к девочке.

– Разве ты не должна работать над своим эссе, Мистрикор? – спросила котформа на высоком языке.