Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В итоге всего этого сложились два различных компонента кейнсианства – защитно-идеологический (неоклассический синтез) и научно-познавательный (посткейнсианство), которые породили два различных направления экономической мысли. Включив недостатки кейнсианской концепции в свой состав, неоклассический синтез, по существу, обнажил его слабости, противоречащие ее логике. Но тем самым он способствовал формированию альтернативного направления, которое увидело свою задачу в защите и развитии подлинно научных основ и всего духа кейнсианства. Он состоит в том, что посткейнсианство в единстве с марксизмом и вебленовским институционализмом более, чем какая-либо иная экономическая теория, адекватно изменившейся реальности современного капитализма.
В конечном счете, важным оказалось не то, что Кейнс сделал не так, как надо, а то, что сделал как никто другой. Сопоставляя различные компоненты учения Кейнса, следует иметь в виду его собственное противоречивое социально-классовое положение. С одной стороны, он добросовестный ученый, которому истина дороже всего, а с другой – представитель господствующего класса и его идеологии, от которой он полностью освободиться не мог. Несмотря на то что идеологические ценности его класса держали его за фалды, Кейнс, тем не менее, силой своего интеллекта высоко возвысился над ними, и его верность научной истине одержала верх над его классовой принадлежностью. При всех условиях Кейнс положил начало революционному перевороту в экономической мысли, и это главное. Что касается недостатков его концепции, то, как и в других подобных случаях, они не могли не быть. Недоработки концепции с полной ясностью обнаруживаются только со временем, и долг последователей в том и состоит, чтобы доделать то, что не удалось основателю. В данном случае так и случилось. Ортодоксия сделала одно, а верные духу учения Кейнса последователи сделали другое – дополнили его учение тем, что не сделал он сам, и под названием посткейнсианства подняли его на уровень современных требований. Здесь мы имеем в виду, прежде всего тех, кто в свое время активно сотрудничал с Кейнсом и хорошо знал его взгляды от него самого. Таковыми были, в частности, Дж. Робинсон, Р. Кан и Н. Кальдор.
Альтернативный неоклассическому синтезу поворот в развитии кейнсианства породил большое количество новых сторонников развития его революционного направления. Наиболее полное представление о том, как это было сделано, дано Дж. Харкортом в The New Polgrave Dictionary of Economics. Отметив, что само название школы является не вполне удачным, поскольку она питается отнюдь не только Кейнсом, Дж. Харкорт пишет: «Первый путь ведет к Маршаллу, прямо повлиявшему на Кейнса и тех посткейнсианцев, которые начинали с «Трактата» и «Общей теории», как Сидней Вайнтрауб, Пол Давидсон и (в меньшей степени) Крегель и Минский. Второй путь ведет к Марксу. Он содержит подход, который был возрожден Сраффой, и недавно сделал вклад и в теорию эффективного спроса Кейнса в работах Гареньяни (Garegnani, 1978, 1979), Кришны Бхарадважа (Bharadwaj, 1978, 1983), Итуэла (Eatwell, 1979, 1983), Милгейта (Milgate, 1982, 1983) и Пазинетти (Pasinetty, 1962, 1974, 1981). Добб и позже Мик, которые играли исключительно важную роль в поддержании марксистской экономики на плаву в Великобритании в 1920—1950-е годы, были столь же важны и для установления связи наследия Сраффы с классической и марксистской политической экономией в 1960-е и 1970-е годы. Третий путь также берет начало в Марксе, а затем, через адаптацию Калецким Марксовых схем воспроизводства для решения проблемы реализации, идет к Джоан Робинсон и ее последователям» (Harcourt, 1998, p. 924).
Российских имен в этом списке нет. Посткейнсианство остается для нас за семью печатями. За исключением небольшой книги Сраффы, мало какая другая принадлежащая представителям этого направления работа переведена на русский язык. Можно сказать, что пока российские экономисты не знакомы с посткейнсианским направлением экономической мысли. Между тем его изучение приводит к выводу об исключительной ценности положений этой школы для разработки и осуществления нужной нам модели экономики.
Тем большее значение для нас имеет то, что в посткейнсианском лагере ярко засветилась такая значительная марксистская фигура, как Михаил Калецкий, который, по мнению большинства последователей Кейнса, является равной, а может быть, даже превосходящей Кейнса (Robinson 1977, 1979, Osiatinsky, J. 1988). Если к этому добавить появившуюся в 1960 году работу П. Сраффы «Производство товаров посредством товаров», которая на новом уровне возродила трудовую теорию стоимости, то следующие, 70-е годы можно считать решающими для оформления посткейнсианства в качестве самостоятельной альтернативы неоклассической ортодоксии.
Известный историк посткейнсианской экономической мысли Дж. Кинг по этому поводу пишет: «70-е годы были решающей декадой для посткейнсианцев. Это были те годы, когда они определили себя как отдельную школу мысли со своей собственной исследовательской программой или парадигмой и выстроили свои силы для столкновения с ортодоксальной теорией» (King, 2002, p. 8). В этой связи большой интерес представляет данная Бадури (Bhaduri) оценка вклада М. Калецкого в кейнсианскую теорию. Он пишет: «Отталкиваясь от Маркса, Калецкий не только независимо открыл большинство основных положений кейнсианской теории, но также изложил их с поразительной ясностью вплоть до такой группы проблем, которые общепринятое кейнсианство предпочитало избегать. Последнее было удовлетворено той идеей, что государство может управлять экономикой, и распространяло подход с позиций государственно управляемого капитализма, предполагающих сотрудничество, а не конфликт соперничающих классов. В работах Калецкого не было места подобному прекраснодушию. Он осознавал, что концепция капитализма, основанная на сотрудничестве, была чревата появлением проблем в долгосрочном периоде времени по мере проявления классовых конфликтов. Он предупреждал нас об этом в своей теории политического бизнес-цикла» (Bhaduri, 1986, p. IX).
Многие другие посткейнсианцы также согласны с подобной оценкой наследства Кейнса. Так, Ларами и Мэйер (Laramie and Mair) по этому поводу пишут: «Утраченный кейнсианской экономической теорией радикализм, согласно Бадури, может быть восстановлен путем обращения к общей традиции Маркса, Калецкого и Кейнса» (Ларами и Мэир, 2006, с. 637).
В то время когда неоклассический синтез отбросил кейнсианский радикализм в оценке капитализма, посткейнсианцы, наоборот, восприняли его и развили дальше. Кейнс дал для этого достаточные основания, в частности тем, что почти «по-социалистически» отделял социальный смысл предпринимательства и инвестиций от спекулятивной цели получения наибольшей прибыли. «Опыт отнюдь не доказывает, – писал он, – что инвестиционная политика, приносящая пользу с социальной точки зрения, приносит одновременно и наибольшую прибыль» (Кейнс, 1993, с. 345). Более того, Кейнс констатировал, что «по мере того как совершенствуется организация рынков инвестиций, опасность преобладания спекуляций возрастает» (там же). В наши дни капитализм показывает не просто преобладание спекулятивных методов деятельности капитала, а вытеснение реального сектора на обочину мирового развития, в периферийные страны и приобретение спекулятивными делами доминирующей роли в экономическом развитии.